Книга Баллада Пепла и Льда, страница 97 – Анна Платунова

— Потому-то я такой большой и крепкий, в отличие от тебя, заморыша!

Парни не всерьез поддевали друг друга. Они принялись шуточно бороться, хохоча и разряжая обстановку.

— Ладно, на выход. — Удивительное дело, Лед тоже улыбался. — Поторопимся. Через несколько минут с клеток снимется стазис.

— Точно, сегодня же счастливый день тварюшек, — скривился Лесли. — Пойдемте скорее.

— Трусов съедят первыми! — нравоучительно выставил палец Миромир, копируя интонации эфора Хоффмана.

Все рассмеялись, включая самого Хоффмана. После выматывающих тренировок почему-то всегда хотелось смеяться. Адреналин дарил чувство эйфории. Кажется, мы начинали привыкать к смертельному риску.

Эфоры закрыли на винтовой запор двери в амфитеатр. Команды отправились к выходу, Веела чуть отстала, поправляя шнуровку ботинка. Я тоже задержалась, карауля ее. Пока Фиалка возилась, кадеты один за другим покидали зал, из коридора долетали отголоски шагов. Эйсхард и Хоффман ждали с другой стороны, когда все соберутся.

— Давай скорей, — поторопила я Фиалку.

— Да-да, уже все.

Веела наконец закончила, и мы поспешили к дверям.

— Алейдис… — раздался едва различимый шепот.

Волоски на моих руках встали дыбом. Я узнала голос, который меня звал. Голос человека, которого здесь быть не могло, потому что он давным-давно мертв. Я своими глазами видела, как палач отрубил ему голову.

— Папа… — беззвучно произнесли мои губы.

Я обернулась, хотя разумом понимала, что там, за моей спиной, никого нет. Наверное, я так привыкла вести мысленные разговоры с отцом, что взбудораженное поединками воображение воскресило любимый образ.

У стены, где тени сделались особенно густыми, облитый голубоватым сиянием, стоял отец. Таким я видела его в последний раз на площади, за несколько минут до казни. Рука на перевязи, одежда, покрытая коркой грязи и крови: ему даже не позволили переодеться.

На площади столицы собрались тысячи людей, чтобы насладиться зрелищем казни предателя. Полковника Дейрона, которого еще недавно славили как героя, освистывали и поливали проклятиями. Из толпы в его сторону летели камни. Отец сохранял нерушимое спокойствие и военную выправку, как и тогда, когда он вставал перед строем, так и теперь, перед лицом скорой гибели. Только взгляд быстро скользил по лицам, выискивая кого-то. Меня. Под маской безразличия скрывалось отчаяние: он боялся, что уже никогда меня не увидит.

Генерал Пауэлл позаботился о том, чтобы нас поставили в первом ряду — все, что он мог сделать для меня и отца. Папа заметил сначала старого друга, потом меня и улыбнулся. Все время до последней секунды я держала его взглядом, чтобы он мог опереться на меня, чтобы знал: я все равно его люблю.

— Алейдис…

Не понимая, что я творю, я сделала шаг прочь от двери. Еще шаг. Отец, стоящий в глубине зала, выглядел совсем как живой, вот только выражения на лице не удавалось разглядеть. Он улыбается? Или злится?

Веела, не заметив, что я отстала, выскользнула в коридор. С грохотом закрылась тяжелая дверь, заскрипел винт. А я все смотрела и смотрела на явившийся мне призрак.

Такого не может быть. Я схожу с ума.

— Пап…

Силуэт потерял четкость, расползся клочками, мешаясь с темнотой. И только теперь я опомнилась, бросилась к двери, заколотила изо всех сил, но мне никто не ответил: однокурсники и эфоры ушли, забыв меня в подвале.