Книга Баллада Пепла и Льда, страница 43 – Анна Платунова

— Поставила на место подчиненного, — проворчала я, пока проворные прохладные пальцы целительницы ощупывали скулу.

— В тебе есть внутренний стержень, — негромко произнесла мейстери Иллара. — Но не забывай: все, что не гнется, легко сломать.

— О чем вы? — дерзко уточнила я.

— Ты и Тайлер. Видно невооруженным глазом, что вы оба закусили удила. Но он твой командир, у него власть и возможности, и он тебя сломает, если ты не научишься быть более гибкой.

Неужели наша взаимная ненависть так очевидна, что бросается в глаза? В словах мейстери Илларии был резон. Вряд ли отец хотел, чтобы его дочь бесславно погибла в первые дни учебы, а мы с эфором Эйсхардом круто взяли с самого начала.

— Я поняла вас.

«Я ива, ива на ветру», — мысленно добавила я, ведь не зря папа заставлял меня повторять слова медитации изо дня в день.

Ладно, эфор Эйсхард. Ваша взяла. Пока.

Жизнь постепенно входила в колею. Установился распорядок дня, которого мы станем придерживаться все время учебы в Академии. Рано утром кадетов собирали на полигоне, где мы в течение часа занимались физической подготовкой.

Мое любимое время суток, когда я могла отключить голову и полностью сосредоточиться на движениях: чувствовала, как напрягаются мышцы, как сердце гонит кровь по венам, как дышат легкие. Упражнения давались мне легко и привычно, еще бы, ведь в течение нескольких лет я именно так и начинала каждый свой день. Я бежала по дорожке, утрамбованной сотнями ног, мерно вдыхала и выдыхала. Смотрела под ноги и перед собой, иногда вверх, на небо, по которому тянулись белые облака, и представляла, что рядом за моей спиной бежит отец. Еще немного, и он положит руку мне на плечо и скажет: «На сегодня все, Ласточка, ты молодец».

Я не была самой быстрой из первогодков. Из нашей группы меня всегда обгоняли Ронан и Атти, не говоря о других однокурсниках, чьих имен я пока не знала. Зато я никогда не выдыхалась. Постепенно все сходили с дистанции, кто согнувшись пополам и хватая губами воздух, кто вцепившись в ногу, сведенную судорогой. А я бежала и бежала, и постепенно оказывалась впереди.

От нашего немногословного наставника — мейстера Рейка — я заслужила скупую похвалу. Кадетов, что валились с ног по обочинам тропы, он вновь безжалостно отправлял на круг.

— Скоро начнутся тренировки на полосе препятствий! — прикрикивал он и повелительным жестом заставлял стонущих первогодков подняться и продолжить бег. — Что тогда будете делать? Через три месяца зачет. Никто не снимет вас с полосы, пока не дойдете до конца. Или пока не доползете! Уважительной причиной считается только смерть!

— Он ведь шутит? — со страхом спрашивала Веела у Ронана.

Фиалке физические упражнения давались с большим трудом. Я, завершив круг, возвращалась к ней и бежала рядом. Сначала подбадривала, но быстро поняла, что уговоры приводят лишь к тому, что Веела окончательно расклеивается и начинает хныкать. Тогда я выбрала другую тактику: жестко приказывала. Она кидала на меня измученные взгляды, в больших глазах дрожали слезы. Наверное, я казалась ей безжалостным извергом. На отца я тоже когда-то обижалась за синяки и ссадины, а теперь была ему благодарна.

— Левой-правой, левой-правой! — кричала я. — Не смей замедляться! Остановишься — будешь бежать дополнительный круг! Сопли подбери! И что у тебя опять на голове? Ты когда научишься плести косу? Сколько раз я тебе показывала!