Книга Хозяйка старой пасеки 2, страница 62 – Наталья Шнейдер

Но все же оставлять это так было нельзя.

Варенька спала сном младенца, генеральши в комнате уже не было. Я нашла ее на кухне, что-то приказывающей девочкам. Марья Алексеевна встретила меня безмятежным взглядом, и я поняла: она совершенно, незыблемо уверена в том, что поступила правильно. Все мои аргументы будут восприняты так же, как рев и топанье ногами трехлетки, не желающего спать днем. Значит, придется прибегнуть к крайним мерам.

— Марья Алексеевна, я ценю вашу заботу. Однако, если забота повлечет за собой необходимость приглядывать за своими напитками или едой в собственном доме, я предпочту заботе покой.

Генеральша покачала головой.

— Знаешь, когда ребенок перебегает и никак не может успокоиться, изводит и себя, и других, его нужно поймать, обнять и покачать. Как бы он ни протестовал первое время. Просто для его же блага.

Кто бы сомневался!

— Девочке Глашеньке восемнадцать годиков, Марья Алексеевна.

Генеральша улыбнулась, словно говоря: дитя дитем!

— Она наверняка еще наделает глупостей — но это будут ее собственные глупости. — Я посмотрела ей прямо в глаза. — Мы поняли друг друга или мне велеть запрягать коляску?

Она насупилась:

— Поняла, как не понять. Только не говори потом, будто о тебе никто не беспокоится.

— Я никогда так не скажу. Я очень ценю вашу мудрость и вашу заботу. И все же дайте мне право жить своим умом, пусть даже и ошибаясь. Я очень уважаю вас, Марья Алексеевна. Так верните мне хоть часть этого уважения.

— А дети-то и вправду взрослеют, — задумчиво произнесла она. — Ладно. Иди, обниму.

Мы обнялись. В животе развязался тугой узел, скрутившийся, когда я заговорила об экипаже. Было бы очень грустно рассориться с моей наставницей в этом мире, но есть вещи, которые прощаются только один раз, да и то лишь избранным.

Скрипнула дверь.

— Марья Алексеевна… — начал было Стрельцов. Увидев меня, едва заметно поклонился. — Глафира Андреевна. Рад, что застал вас. Я воспользуюсь сегодня вашей коляской и вашей лошадью.

Он не спрашивал — ставил меня в известность. Наверное, как представитель власти он имел право изъять транспортное средство, и все же…

— Погодите, — растерялась я. — Вы же сами привезли землемера вчера вечером!

— Я заплатил ему за беспокойство, и он не против провести сегодняшний день у вас в гостях, чтобы завтра, как и планировалось, объехать окрестности. С вашего позволения.

Я хватанула ртом воздух, глядя на закрывшуюся дверь. Что-то гости совсем берега попутали. Выплюнув словечко, которое приличной барышне знать не полагалось, я вылетела во двор. Коляска действительно была уже готова, Гришин держал под уздцы лошадь, а Стрельцов вел понурого мужика.

Мужик оглянулся на скрип двери. Староста Воробьево. За что его? Я не успела додумать: он рывком кинулся мне в ноги.

— Барышня, милостивица, смилосердуйтесь! Нельзя мне в тюрьму, кто же тогда деток моих кормить будет?

— Раньше надо было о детях думать, — шагнул к нам Стрельцов.

— Так откуда же я знал⁈ — Мужик обхватил мои колени. — Барышня, миленькая, мы же люди подневольные! Савелий Никитич велел, я и послушал, как я мог ослушаться, барского-то управляющего!

Стрельцов поморщился, взял у Гришина поводья, кивком указав на мужика. Пристав подхватил старосту за шкирку, вздернул на ноги.

— Как пакостить, так голова есть, — проворчал он. — А как отвечать, сразу все сирые, убогие и безмозглые. Скажи спасибо, что барышню медведь не сожрал, а то бы сейчас как за смертоубийство под суд пошел.