Книга Хозяйка старой пасеки 2, страница 54 – Наталья Шнейдер

Герасим поклонился, коснувшись рукой пола. Вопросительно посмотрел на меня.

— Нет, для тебя на сегодня больше нет заданий. Отдыхай.

Он снова поклонился. Вышел в сени. Я плеснула в лицо воды из рукомоя, открыла дверь и едва не впечаталась в Стрельцова.

— Я искал вас, — начал он. — Хотел поговорить.

Я отступила на шаг. Опять разозлилась на себя: не хватало еще в собственном доме спасаться бегством через сени!

— Вы уже и без того чересчур много сказали, ваше сиятельство.

— Я искал вас, чтобы извиниться.

Я покачала головой.

— Я не отношусь к тем прекрасным девам, чье главное достоинство — кротость и незлобивость. Сейчас я не готова к подобному разговору. Прошу прощения.

Я шагнула вперед, протянула руку, надеясь, что он отступит, но он не пошевельнулся. Моя ладонь уперлась ему в грудь, его рука накрыла мою — и от этого неожиданного прикосновения будто ток прошелся по оголенным нервам. Я замерла, растерянно глядя Стрельцову в лицо, и он замер — только в глазах его клубилась буря чувств. Растерянность, отражение моей. Гнев. Тревога. Раскаяние. А потом осталось только то темное, манящее, что заставило меня потянуться вперед, как птица, завороженная взглядом змеи.

Он выпустил мою руку, притягивая за талию, вторая рука легла на затылок, словно утверждая его власть надо мной. Губы накрыли мои — жадно, требовательно. Не было в этом поцелуе ни нежности, ни робкой надежды на взаимность — только жажда обладания. Он не требовал прощения — только ответа, и я не могла не ответить. Руки, которые только что пытались оттолкнуть Стрельцова, обвили его шею, и он прижал меня к себе еще крепче, так что между нашими телами, кажется, вовсе не осталось места для воздуха, только для страсти. Как не осталось места и для обиды — лишь для желания, жгучего, всепоглощающего. «Моя», — безмолвно говорили его губы, лаская мои. «Никому не отдам», — твердили его руки, скользя у меня по спине. И я отвечала ему с такой же яростью и страстью, вкладывая в этот поцелуй и непролитые слезы, и свой гнев, и — главное — сознание: я действительно хочу, чтобы этот поцелуй не заканчивался.

Сердце колотилось в висках, воздуха не хватало, а ноги, стали ватными, отпусти он меня сейчас — сползла бы на пол. Стон сорвался с моих губ — и этот едва слышный звук вдруг показался чересчур громким, словно набат, который вернул меня в реальность.

Я застыла, в следующий миг опомнился и Стрельцов. Отступил, тяжело дыша. Я шагнула назад, еще и еще. Страсть будто стерли с его лица, вернув то нечитаемое выражение, при виде которого мне каждый раз хотелось огреть Стрельцова чем-нибудь потяжелее. Вот и сейчас руки сами нащупали на столе деревянную ложку.

— Ни слова, — выдохнула я, выставив между нами эту ложку, будто меч. — Ни слова, иначе я за себя не ручаюсь.

Не дожидаясь его ответа, я шмыгнула через сени на улицу и рванула к парадному входу в дом.

Опомнилась я только в столовой.

— Глаша, что с тобой! — ахнула Варенька.

Да откуда же у этой девицы такая способность вечно оказываться там, где от свидетелей никакой пользы, кроме вреда! Впрочем, было бы куда хуже, потащись она пару минут назад за чем-нибудь на кухню.

— Ничего, — буркнула я.

— А ложка зачем?

— За мясом.

Она моргнула.

— Глашенька, я, наверное, глупая, но я не всегда понимаю твои шутки.