Книга Хозяйка старой пасеки, страница 91 – Наталья Шнейдер

— Завсегда с собой ношу, вдруг пригодятся. Вот и пригодились.

— Сколько за крючок просишь? — поинтересовалась я.

Мужик замахал руками.

— Да что вы, милостивица! Дело-то недолгое: проволоку нагреть, скрутить да заточить. Ежели в самом деле разрешите хоть фунт рыбешек взять, то и в расчете будем.

— Я же сказала, что разрешу.

— Вот и славно, вот и благодарствуем. Теперь самая малость осталась — червей копнуть. — Он достал из-за голенища сапога нож. — Опарыши, конечно, лучше, ну да и дождевые сгодятся.

— Фу! — скривилась графиня.

— Так это не для вас, барышня, вам зачем ручки-то пачкать. На хлебушек вон ловите.

Он протянул ей ломоть хлеба, помог насадить на крючок шарик из мякиша.

— А теперь сидите тихохонько, и, когда клюнет, упаси вас господь смеяться или громко радоваться. Всю рыбу распугаете.

Варенька кивнула, сосредоточенно уставилась на поплавок. Быстро глянув на меня, махнула рукой, шепнув одними губами:

— Иди, Глаша. Мы сами.

Я вопросительно посмотрела на сотского, тот кивнул. Спорить я не стала. Утро тихое, ночной пришелец, кто бы он ни был, вряд ли полезет днем, тем более раненый. Полкан, кажется, был со мной согласен, потому что покрутился у ног и потрусил вглубь парка, старательно расписываясь на деревьях. Как ни симпатична мне была Варенька, но, оставшись в парке одна, я испытала облегчение. Можно было расслабиться и не думать, как бы не сморозить что-то неподобающее. Просто брести, вдыхая свежесть утра и слушая птиц.

Мы миновали разросшиеся кусты боярышника — пришлось постараться, чтобы не оставить на колючках клочья одежды, — и оказались перед еще одним лугом — просторным, до самого горизонта, заслоненного лесом. Нигде не было ни признака человека — ни дороги, ни пашни. Желтыми веснушками в яркой, пока невысокой зелени рассыпались одуванчики, тут и там виднелись сиренево-лиловые пятна цветущих кустиков медуницы.

— Интересно, это мое? — вслух полюбопытствовала я.

Полкан гавкнул, будто подтверждая. Я хмыкнула: пес, конечно, умнейший, но вряд ли он дошел до того, чтобы по ночам просматривать межевые книги и знать, где проходят границы моих владений.

Полкан меж тем бодро потрусил по лугу. Выискав что-то в траве, залаял, поглядывая на меня.

Я подошла ближе. Трухлявая колода, зачем-то брошенная здесь. Полкан гавкнул еще раз. Из расщелины в дереве выползла пчела. Не успела она взлететь, как рядом села другая, с желтыми комочками пыльцы на лапках. Заползла в щель, откуда только что появилась ее товарка.

Конечно, я знала, что в дикой природе пчелы селятся в дуплах деревьев. Но чтобы на земле…

Полкан снова залаял. Он уже стоял поодаль над еще одним обрубком бревна. Я подошла ближе. Здесь щель в дереве была шире, и сквозь нее отчетливо просматривались соты. Я огляделась. На земле валялись не меньше десятка подобных колод.

Пасека — дошло наконец до меня. Когда-то это было пасекой. А эти деревянные колоды — ульи.

Так вот, значит, откуда полпуда свечей в сундуке «после батюшки»! Наверняка, если поискать, в кладовой или в хозяйственном сарае найдутся и формы для отливки. Это же просто замечательно! Восковые свечи недешевы, а сделать их я могу и сама — вот и заработок. Марья Алексеевна обещала мне за шаль, но я же не смогу растягивать эти деньги на всю оставшуюся жизнь. Даже если в этом доме есть другие ценные вещи, когда-нибудь они закончатся — и к тому моменту мне нужно твердо стоять на ногах.