Книга Хозяйка старой пасеки, страница 54 – Наталья Шнейдер

Больше в комоде не было ничего интересного. Нитки, иголки и прочие рукодельные принадлежности. Белье, старые пуговицы, срезанные с одежды, обрезки кружева и тесьмы, завернутые в бумагу куски мыла: частью серого, хозяйственного, частью — душистого туалетного. Поражала педантичность, с которой все эти ветхие сокровища были разложены: каждая пуговица завернута в бумажку, нитки смотаны в мотки одинакового размера, обрезки тесьмы аккуратно свернуты и перевязаны истончившимися от времени ленточками. Словно эти почерневшие пуговицы и изношенные лоскуты были драгоценностями, требующими особого обращения. Я забрала из комода ножницы, остальное закрыла на ключ: разберу позже, когда будет время. Если оно у меня будет, это время. За окном уже смеркалось, а у меня по-прежнему куча дел.

Герасим завел женщину в комнату, пододвинул стул. Она осенила себя священным знамением, села, зашептала что-то, молитву, наверное. Я не стала вслушиваться, вернулась в гостиную.

Варенька мечтательно таращилась в потолок, прикусывая кончик пера. Пальцы ее были испятнаны чернилами, но девушка кажется, этого не замечала. Встретив мой взгляд, смутилась.

— Получается песня? — спросила я.

Варенька подняла перед собой лист и продекламировала:

О нем лишь думы, сердце бьется,

Как птица в клетке золотой.

Но не со мною он смеется,

А я стремлюсь к нему душой.

Зачем, судьбина, так жестоко

Меня забросила сюда?

Где он теперь, мой ясноокий?

С кем делит счастье без следа?

Ах, если б крылья мне иметь бы,

Я б долетела до него!

Но тает в сердце луч надежды…

— А дальше я не знаю, — уже обычным тоном закончила она.

— Придумаешь, — улыбнулась я. — Очень мило и искренне. Только знаешь… — Я доверительно понизила голос. — Мне всегда казалось, что любовь заставляет расправлять крылья, а не биться в клетке.

Она фыркнула.

— Это ты Киру скажи. Или маменьке с папенькой. Тебе хорошо, сама себе теперь хозяйка… Ой, прости, пожалуйста.

Она покраснела, на глаза навернулись слезы. На личике читалось искреннее раскаяние: она думала, что задела меня упоминанием родителей, которых я потеряла, и недавней смертью тетушки.

— Глашенька, прости, пожалуйста, я такая дурочка.

— Ничего. — Я обняла ее за плечи одной рукой. — Ты меня не расстроила.

— Что ты собираешься делать? — спросила девушка, явно радуясь возможности сменить тему.

— Купать Полкана. Хочешь со мной? — неожиданно для самой себя предложила я. — Поболтаем, чтобы тебе было не скучно.

Лицо Вареньки преобразилось мгновенно — словно кто-то зажег свечу в темной комнате.

— Хочу! — воскликнула она с такой неподдельной радостью, что мне стало немного совестно за свое недавнее раздражение. Бедолага, похоже, действительно заскучала здесь. — А Полкан — это твой пес?

— Он только сегодня стал моим, — призналась я.

Я думала, снова нужно будет помочь ей встать, но Варенька подскочила и запрыгала к лестнице так бодро, что мне пришлось ее догонять. Помедлила перед первой ступенькой.

— Мы никуда не спешим, — подбодрила я ее. — Спускайся так, как тебе удобнее.

Ступеньке на пятой девушка приноровилась.

— Так он не породистый? — вернулась она к разговору о Полкане.

— Должен же кто-то в этом доме быть беспородным, а то сплошь высшее общество собралось, — отшутилась я.

Варенька покачала головой.

— Скажешь тоже, «высшее». Ума не приложу, зачем супруга князя Северского решила схоронить себя в этой глуши. С ее красотой и умом она могла бы блистать в столице. Да и он вхож в лучшие дома.