Книга Хозяйка старой пасеки, страница 3 – Наталья Шнейдер

— Вот и славно, вот и помолчи дальше, — все так же негромко сказала я. Подхватила ее под руку. — Пойдем отсюда, от воплей покойница не восстанет.

— Ты… ты…

Кажется, я веду себя совершенно не так, как моя предшественница. Но что поделаешь — не позволять же лупить себя по мордасам ради сохранения образа? Я учитель, в конце концов, а не актриса.

— Что случилось? — добавился третий голос.

В дверях появился мужчина лет сорока пяти. Когда-то, наверное, красивый, как бывают красивы юноши с тонкими чертами лица. Но сейчас он выглядел каким-то… потасканным и сладким, что ли. Может, потому, что бакенбарды ему не шли, а может, дело было в липком взгляде, который он на меня бросил. Да уж, невесело жилось моей предшественнице.

— Что? — Он картинно округлил рот и вздохнул, схватившись за сердце.

— Глашка… — завела свою шарманку кухарка.

Мое терпение лопнуло.

— Так. Здесь вам не цирк и даже не анатомический театр. Ты. — Я указала пальцем на дюжего мужика в кожаном фартуке, маячившего за спиной потрепанного ловеласа. — Выстави этих двоих из комнаты и встань караулить снаружи.

Мужик озадаченно уставился на меня. Кухарка перестала голосить.

— Что ты себе позволяешь? — возмутился хлыщ. — Забыла, кто ты такая?

А кто я, в самом деле? Служанка, дворовая девка? Платье, которое мне пришлось надеть, щеголяло въевшимися намертво пятнами, но на крестьянское не походило. Впрочем, платье мне могло перепасть и от барыни. Я мысленно перебрала в голове все услышанное. «Тетка твоя», — сказала мегера. «Кофий».

Кофе — штука дорогая и редкая, если я правильно понимаю, там, где, а точнее, «когда» я очутилась.

А это значит, что я племянница кого-то, кто может позволить себе пить это лакомство каждое утро. Не зажиточная крестьянка, это точно, тогда бы двор выглядел не так — а за окном я успела заметить сад. Не купчиха — тогда бы и горластая баба одевалась не так, и платье от хозяйки перепало бы другое. Похоже, я племянница какой-то помещицы. Это не может не радовать — по крайней мере, у меня, хотя бы в теории, есть какие-то права, кроме как спину гнуть. Оказаться какой-нибудь скотницей, фабричной работницей или, не дай бог, публичной девкой было бы куда хуже. Плохо то, что девушкой, в которой я очутилась, кажется, помыкают все кому не лень. Вот сейчас и проверим, по какому праву.

— А вы, простите, кто? Возможно, это вы забыли тут свое место?

Горлопанка и хлыщ ошалело вытаращились на меня. Бородач рассмеялся странным беззвучным смехом.

— Чего ржешь, немтырь! — возмутился хлыщ.

Кухарка отодвинулась от меня, прижала ладонь к груди, рту и лбу.

— Рехнулась, как есть рехнулась. Меня утром избила, вас, Савелий Никитич, не узнает. Обезумев, поди, барыню и пристукнула.

— Герасим, возьми ее и запри, — опомнился хлыщ.

Герасим поскреб бороду, не торопясь выполнять приказание.

— Да не стой, не раздумывай, твое дело, метла да дрова, а не раздумывать! — поддакнула горлопанка.

— Савелий Никитич, а на каком основании вы считаете себя вправе меня запирать? — с деланым спокойствием поинтересовалась я.

Правду говоря, я еще сама не знала, стоит ли сопротивляться. Может, в самом деле позволить себя запереть до появления местных властей? Бежать-то мне все равно некуда. Нет. Если меня запрут, простора для маневра не останется вовсе.