Книга Хозяйка старой пасеки, страница 9 – Наталья Шнейдер

Исправник аккуратно опустил ведро на крыльцо.

— Прогнать его?

Я замешкалась. Посмотрела на пса. Пес смотрел на меня. Без ошейника, шерсть свалялась клочьями. Вряд ли это здешний дворовый — кем надо быть, чтобы довести животное до такого состояния? Бродячий.

— Не трогайте его, если он сам не полезет, — попросила я исправника. Вздохнула.

Похоже, я собираюсь совершить жуткую глупость.

Я не питала иллюзий: большинство уличных дворняг — не милые лапушки, невинно выброшенные злыми хозяевами, а, по сути, дикие животные, рожденные и выросшие на улице, воспринимающие людей как источник еды… или опасности. И этот, если уж не сумел ни к кому прибиться в деревне, наверняка такой же.

Но было что-то в выражении морды пса…

Ох, да что я себе вру. В этом новом мире только глухонемой дворник отнесся ко мне по-человечески. Все утро я старательно глушила потрясение работой, но сейчас ощущение одиночества и страх скрутили так, что я едва не разревелась прямо на крылечке. Может, хоть пес станет мне если не другом, то хотя бы отдушиной?

Я медленно присела, очень осторожно протянула к нему раскрытую руку.

— Дурить не будешь?

Пес наклонил лобастую голову набок, внимательно глядя на меня. Я не стала отводить взгляд.

— Хочешь — оставайся. У меня только каша на воде, но голод не тетка, верно? Если останешься, принесу. А потом сделаем все как положено. Отмоем тебя, вычешем, блох выведем…

Интересно а чем в этом мире выводят блох: ветеринарок-то нет! Или вообще этим не утруждаются?

— Не хочешь — обижать не буду. Просто уйдешь. Если, конечно, сам обижать меня не станешь.

Я прекрасно понимала, что собака — не человек и воспринимает не смысл, но тон моих слов. И что, возможно, я создаю себе дополнительные проблемы. Но все же спросила:

— Ну так что скажешь?

Пес робко вильнул хвостом и ткнулся лбом мне в ладонь. Я потрепала его по голове, по висячим ушам. Он лизнул мое запястье.

Я улыбнулась.

— Значит, будем уживаться. Сейчас я тебя покормлю чем бог послал, а с мытьем и прочим, извини, попозже: люди ждут.

Я обернулась к исправнику, ожидая увидеть брезгливую гримасу, но тот только поинтересовался с непроницаемым лицом:

— Куда вылить?

Оказывается, все это время он держал ведро.

— Простите. Вон под ту черемуху, если вам не трудно.

Вряд ли дереву повредит немного грязи с пола, а мыло я не использовала. В шкафах и ящиках нашелся только один кусок — серый и вонючий, но все же это было хоть какое-то мыло, и я пока отложила его для посуды и рук. Оттирая доски, обошлась уксусом, которого было несколько бутылок, и ножом.

— Поздновато цветет черемуха в этом году, — светским тоном заметил Стрельцов. Ведро он держал так, будто оно ничего не весило. — Я уже надеялся, что заморозков не будет.

Я повела плечами: ветер пробрался под накинутую шаль. Заморозки. Вот почему Глаша топила печку. Что ж, у меня будет время до лета решить, что делать с отоплением. Или, возможно, перебраться в другую комнату.

Если оно будет, то время.

Я прогнала эту мысль: вот когда арестуют, тогда и стану волноваться. Нечего раньше времени панику разводить.

— Вы уверены, что этот пес не бешеный? — спросил исправник. — На первых стадиях болезни они ластятся к людям.

Интересно, вакцину здесь уже придумали?

— Сейчас вынесу ему есть и пить и проверю, — ответила я с деланой небрежностью, хотя внутри что-то екнуло. Пес, будто понимая, что говорят о нем, ткнулся лбом в мое бедро. Я погладила его.