Книга Империя предрассудков, страница 139 – Панна Мэра

Когда я вошла в зал, как и предполагалось, не услышала ни восторженных оваций в мою честь, ни завидного шепота, ни даже пристальных взглядов. Я быстро нашла свое место, присела рядом с Варварой, а затем обежала взглядом аванзалу в поисках знакомых лиц.

Александр сидел на отдельной ложе рядом с Марией Павловной. Там же, недалеко от них, расположился Константин, распорядитель балов Эдвард с двумя прусскими графинями и Елена, которая каким-то чудесным образом затесалась в их компании. Впрочем, почему меня это еще удивляло? Елена могла пролезть куда угодно.

Мы с Варварой сидели в ложе для гостей менее знатного происхождения. Однако даже отсюда мы легко могли наблюдать за тем, что происходит на местах для высшей знати. Я с особым старанием пыталась заставить себя не глядеть в сторону Александра, но мало что помогало мне отвлечься. Казалось, будто мои глаза жили отдельной жизнью, так и норовя хоть на секунду зацепиться за угольно-черный фрак Александр и еще раз изучить каждую черту его лица, каждую особенность, каждое движение и каждый взгляд, брошенный украдкой ни то в нашу сторону, ни то куда-то в пустоту.

Герцогиня грациозно вырисовывала в воздухе мудреные фигуры, вероятно демонстрируя Елене свою эрудированность. Александра ее истории мало заботили, он увлеченно общался с братом.

Они и правда были такие разные с Марией. Он общительный, самовлюбленный сын Императора, жаждущий, чтобы его любили и внимали каждое слово с глазами полными искреннего интереса. Он обожал быть единственным и неповторимым мужчиной в сердце каждой женщины. Любил, когда им восхищались и боготворили. Но больше всего он любил зажигать во взглядах искры.

И главная проблема их с герцогиней отношений состояла в том, что эту женщину невозможно было зажечь. Это было так же бессмысленно, как пытаться развести огонь из глыбы льда.

Освещение в зале начало тускнеть, постепенно погружая партер в полумрак, а я в задумчивости продолжала изучать императорский балкон. Константин не переставал смеяться, наверняка повествуя Александру о своих победах на любовном фронте. Елена и Эдвард также шептались о чем-то секретном, судя по их серьезным лицам. И вот... рука Марии легла на запястье Александра. Я отвела взгляд и устремила его на сцену.

* * *

Когда мы с Варварой вышли в фойе театра, я наткнулась взглядом на вечно счастливого Александра, непринужденно беседующего с Софией Павловной, сестрой герцогини. Мною вновь завладело чувство тоскливой беспомощности. С этим отнюдь неприятным ощущением я была знакома со времен игры в вист. Тогда я впервые узнала, что такое ревность.

Но эта была вовсе не та ревность, от которой возникает непреодолимое желание сразить на дуэли всех конкуренток. Моя ревность родилась не от злости, она родилась от боли, что медленно, но упорно, разъедала меня изнутри. Когда я видела его в компании других, я ненавидела не их, я ненавидела себя, за то, что позволила себе чувствовать эту боль и обиду.

Но куда страшнее было другое. Моя надежда. Я надеялась, что значу для него хоть немного больше, чем другие, и вместе с этим мучительным чувством жило понимание – это все самообман, пустая иллюзия, позволяющая мне не сойти с ума в мире, где я никому не нужна. Ведь, чтобы быть с Александром, мне пришлось бы избавиться от всего женского рода и, даже оставшись со мной наедине, с единственной женщиной в мире, он наверняка нашел бы мне замену.