Онлайн книга «По ту сторону»
|
Поминки состоялись на закате в просторном кафе рядом с Сашкиной бывшей работой. Лера тут же залезла в президиум, с одной стороны усадила свекровь, с другой пожелала видеть Антона, но тот покачал головой и убежал ко мне за стол. Следом за Антоном на места для бедных родственников сбежал и Дмитрий Иванович. Лера проводила их печальным взглядом, кого-то заметила, снова пришла в возбуждение и с криком «Маша, Машенька, ты посмотри какое горе!» пробежала по рядам и рухнула на грудь моей соседке по столу, приятной белокурой женщине. Встревоженную Леру тут же вернули на место, а Маша смущенно присела за стол. — Давайте знакомиться, — предложила она, — Меня зовут Маша, я живу в вашем доме на шестом этаже. Алису с бабушкой встречаю каждый день, а вас последнее время не вижу… — Доцент МГУ! — ахнула я, — Так вот кого я обучала языку? — Большое вам спасибо, я наконец-то выучила времена. — Ну что вы, — улыбнулась я, — ваши домашние работы — образец научного подхода! Весь вечер народ произносил душевные слова, горевал по Сашке, ушедшему так рано, сочувствовал близким, взывал к мужеству и терпению. Как это часто бывает, к концу поминок ряды смешались, гости разбрелись по залу. Лера окончательно перекочевала за стол массажистов и тренеров, а к нам на галерку из центра перебралась весьма деловая особа в мохеровой шапке. Ее колючий взгляд и узкие губы, которые она неприятным образом поджимала всякий раз, глядя на Дмитрия Ивановича, не понравились мне до крайности. Я поднялась из-за стола и под каким-то незначительным предлогом вышла из зала. В холле я натолкнулась на чету Беляковых. — Вот, решили поразмяться, — улыбнулась Наташка. Из дамской комнаты послышались крики и странные звуки. Дверь распахнулась, оттуда выпорхнула томная блондинка и замахала руками: — Врача, скорей врача! Лера в обмороке! — Девочки, гляньте, что с Лерой, — приказал Беляков, — я иду за врачом. В уборной было дымно и душно. Среди окурков лежала зеленая Лера. Ее свита бестолково топталась на месте и суматошно галдела. — Чего столпились? — гаркнула я, — отойдите на шаг, дайте ей воздуха! Наташка набрала в стакан воды. — Из-под крана! — возмутились визажно-массажные девы. Наташка отодвинула барышень в сторону, обтерла Леру холодной водой. На пороге возникла женщина в белом халате. Щелкнул чемоданчик, мы замерли в ожидании. — Сколько она выпила? — спросила врач, манипулируя ампулами. — Понятия не имею, — растерялась Наташка, — мы сидели далеко. — Напилась ваша девушка! — объявила нам врач, — Больше ни грамма спиртного! — Ой, — заволновались подружки массажистов, — Это все из-за таблеток! Она весь день принимала лекарства, а тут глотнула вина и потеряла сознание! Я раздраженно вздохнула: — Господи, ну откуда вы все знаете! — потом повернулась к врачу, — Пила она действительно много, а из таблеток получала только валерианку. Все лекарства у меня. — А ей еще мама давала! — вступила дамочка с раскрашенным лицом. — Что, прямо за столом? — удивилась врач. — Да, Лера так разволновалась… — Вы хоть знаете, что она принимала? — Кажется, тазепам… а может, элениум… — А может, и то и другое, — вмешалась блондинка с кукольной мордашкой. Лера шевельнулась, разлепила глаза. Свита облегченно вздохнула. — Спокойно поднимаем и медленно ведем на воздух, — скомандовала врач. Лера, путаясь в ногах, поплыла к дверям, но и тут девицы умудрились создать толчею. Чудом не выронив Леру, они вывалились из сортира в переполненный холл. Весть о случившемся вмиг облетела кафе, и хмельную вдову встречали всем народом. Мы с Наташкой выскочили на улицу, и громко выдохнули на мороз все то, о чем стеснялись даже думать. Когда мы вернулись в зал, вся свита вилась вокруг Леры. На столе возвышалась бутылка вина. — Пить не давать! — рявкнула я. Массажисты притихли и сгрудились, словно стая рыбок — прилипал. — И чтобы никаких таблеток! — приказала Наталья и погрозила длинным пальцем. К полуночи все стали расходиться. Машины загудели и одна за другой отъехали от стоянки. Во дворе остались только родственники да близкие друзья. — Чего стоим? — спросила я Наташку. — Да вот! — кивнула она, — Никак не простимся! Я обернулась и увидела причину всей задержки: Беляков неподвижно стоял у дверей, на шее у него висела Лера. В свете ночных фонарей она являла собой чувственность и праведную скорбь. Беляков покорно гладил ее по плечу и мерно покачивался на ветру. — Ждет, пока он свалится, — сквозь зубы процедила Наташка, — Сейчас доломает последние ребра. Я посмотрела Наташке в глаза и узнала в них ту же кромешную боль. «Бедная!», — подумала я, — «Ничего не поделаешь, надо терпеть». Минут пять Лера мяла бока Белякову, пока не прибыло такси. Беляков разжал Лерины руки, погладил ее по голове и нырнул в темноту. — Северо-запад — крикнул он, — Кто на северо-запад? Маша с мужем шагнули к машине. Я повернулась к Антону: — Садись к своим, а я доеду с ребятами. — Нет, — неожиданно резко ответил Антон, — Ты поедешь со мной! Я покачала головой: — Зачем давиться? Я просто не влезу, там место только для тебя. И словно в подтверждение моих слов, Элла Ильинична нетерпеливо махнула рукой. — Ты едешь с нами! — упрямо повторил Антон, — сядешь ко мне на колени. — Тоже мне выдумал! — буркнула Лера. Антон посмотрел на нее как-то странно и не стал ничего отвечать. Вернулись на Плющиху поздно ночью и обнаружили в дверях потрепанный листок. Антон открыл его, прочел и отдал мне. «Хмельницкая Марта Назаровна скончалась двадцать второго октября. Похороны двадцать четвертого октября на сельском кладбище». — Они умерли в один день, — ровным голосом произнесла я, — Какое сегодня число? Антон посмотрел на часы: — Уже двадцать пятое. — Ее уже похоронили. Еще два дня назад я была в Киеве, а в часе езды умирал самый близкий родной человек. Чем таким важным я была занята? Ну как же, тащила в Москву драгоценное Лерино тело, выслушивала ее притчи об идеальном браке, отжевывала плевки и маячила перед ее усталым взором. За столь важным занятием я не нашла времени заехать домой и получить эту страшную весть. Я добросовестно исполняла роль слушателя — статиста в театре одного актера, вернее, актрисы, которая в творческом угаре забыла остаться человеком. Одушевленный реквизит в паскудном спектакле — вот кем я была все эти дни. Я ублажала презиравшую меня вдову, а в это время бабушку хоронили чужие люди. |