Книга Порченый подарок, страница 128 – Галина Чередий

Я метнулась сначала к двери, но потом меня настигло понимание, что бежать некуда. Все вокруг, каждый здесь, очевидно, были такими же, как сам Бора и те парни — спасения у них искать бессмысленно. Никто в этом доме и за его пределами не станет мне защитой, и монстр волен сотворить со мной все, что ему заблагорассудится: растерзать, сожрать заживо, надругаться в зверином обличии, чего избежала та несчастная. Избежала ли? Ведь второй претендующий на нее был таким же чудовищем! Все эти мысли пронеслись в моем разуме молнией, порождающей и тут же выжигающей отчаяние и покорность перед неизбежностью приближающегося ужаса. Шок и паника переплавились в ярость. Я кинулась к сундуку мужа и выхватила лежащий сверху свадебный подарок главного рунига, как раз в ту секунду, когда белоснежный хищник перемахнул через подоконник, бесшумно становясь посреди комнаты.

Пятясь, я отбросила тяжелые инкрустированные ножны и выставила перед собой клинок. Тонкое сверкающее лезвие выглядело таким смехотворным на фоне медленно надвигающейся на меня мощи, но я махнула им, оскаливаясь подобно самим этим монстрам, готовая драться, несмотря ни на что. Ранить такое существо, скорее всего, будет значить лишь привести его в бешенство, но лучше пусть убьет сразу, не мучая и не проводя через насилие. Взывать Даиг о помощи и спасении нет смысла. Только мерзкие порождения шараака, его кровные потомки способны менять личину на звериную — так гласили священные тексты, и одного из них я приняла добровольно в свое тело как своего супруга, с ним я соединена кровью и клятвами перед алтарем, во мне его семя, и… В шоке от осознания прижала свободную руку к животу, давясь тошнотой и пониманием обреченности. Я замарана теперь безвозвратно, поддалась пороку, отдала себя на ложе монстру, наслаждаясь каждой секундой этого, и, возможно, уже ношу в чреве новое поколение таких же чудовищ!

Рука с кинжалом затряслась,ощущение безнадежности вернулось с новой силой. Мне действительно нет больше никакого смысла жить. Ведь то, что я совершила, с готовностью и радостью отдаваясь Бора, — это не ошибка, которую можно исправить временем и покаянием. Такую вину перед Пресветлой и собственной душой не искупить ничем.

Отступать мне больше было некуда, спина уперлась в стену, выставленная вперед кисть с оружием дергалась, щеки стали мокрыми, горло высохло и конвульсивно сжималось, дышать было нечем. Я мертва, не важно, что сердце все еще грохочет. Все это уже не имеет смысла.

Ноги ослабли, и я сползла по стене, уставившись в морду приближающегося хищника, и содрогнулась, снова встретившись с ним глазами. Это не был взгляд зверя. Нет, на меня смотрел тот самый человек, мужчина, заставлявший трепетать и плакать совсем не от ужаса! И это было хуже всего. Непереносимо!

Белоснежный монстр вытянул шею, прижал уши и опустил голову, издавая протяжный негромкий звук, и в нем отчетливо слышалось… отчаяние? Такое же, что владело сейчас и мной. Между нами оставалось меньше двух шагов расстояния, и неожиданно он лег на живот, вытягиваясь во весь огромный рост, и пополз, продолжая сотрясать воздух этим тихим печальным рокотанием, исходящим откуда-то из его объемной грудной клетки, и не разрывая контакта наших взглядов. Его передние лапы уже почти коснулись пальцев моих ног, я импульсивно поджала их, и звук стал практически жалобным, а приближение прекратилось. Около минуты я вглядывалась в него, а он в меня, и странным образом внутри стали появляться едва заметные зачатки спокойствия и тишины, пусть общая безысходность никуда не делась. Обратной дороги для меня нет, вернуть ничего нельзя. Но почему тогда, чем больше я смотрю на зверя передо мной, тем легче становится дышать и тиски, сжавшие сердце расслабляются, а рука с клинком опускается? Я почти разжала пальцы, выпуская смертоносный металл, когда со стороны двери донесся шум, топот и крики, и Бора вскочил, меняясь до неузнаваемости, становясь опять ужасающим.