Книга Ты вернешься!, страница 82 – Галина Чередий

— Важно, кем себя теперь считаю я.

— И кем же?

— Ублюдком каким-то, — голос Эрика дрогнул, выдавая эмоции и возмутив меня.

— Ну, тут уж я твою вселенскую печаль не разделю, Эрик, — не смог я сдержать насмешки. — По меркам хранимых я вообще был никем, хуже даже, чем никем. Но стал тем, перед кем эти твои чистокровные ссутся от страха. А ты — просто мажор, неблагодарный маменькин сынок, который собирался жить на всем готовом…

— Это ложь! Если бы так было, то я послал бы Георга, когда он предложил мне повести молодых саргов на тебя! Меня достали косые взгляды и шепотки в спину, после нашего возвращения в стаю! Я хотел доказать всем раз и навсегда, что смогу стать настоящим примом, несмотря на дефект в происхождении или сдохнуть в бою.

Вот оно как. Интересно, а Эрин в курсе, что ее драгоценный муженек практически послал ее сына на смерть? Ведь то, что Эрик не погиб сразу в бою, да и после я его не прибил — чистая случайность.

— И что же изменилось? Проиграть одну драку — не значит потерпеть полное поражение. Красиво и гордо сдохнуть — понты галимые никчемные, драться и хреначить в ответ до победного можно только пока жив.

— С кем драться? С тобой? Как это поможет мне возвыситься у Курта?

— Учитываято, что я сейчас ваш злейший враг, который никому не по зубам? Победив меня, ты не просто примом у них стать сможешь — долбаным героем-спасителем во веки веков.

— Ерунда. Как будто ты позволишь мне себя победить и не замочишь на упреждение, как только угрозу в силе почуешь. Или эти твои дворняги меня потом скопом не завалят.

— Если бы я оглядывался на чужие позволения и силу, то и жив бы не был давно, Эрик. Подюжишь в честном поединке меня — никто тебя не посмеет тронуть. Но прежде чем встать против меня, сумей хоть одного из моих бойцов победить, тех самых, кого дворняжками кличешь.

— Как будто я уже не!

— Легко калечить кого-то, кто получил приказ брать тебя живьем и не слишком мять потом.

— Да я хоть сейчас готов…

— Ни к чему ты не готов, мальчишка! Ешь, пей, спи. Моим бойцам западло с дохляком будет в спарринг стать.

Я развернулся к двери под злое сопение Эрика, уже будучи уверенным, что с него можно будет снять цепи и ближайшее время ждать закидонов не стоит.

— Эй! Как там… Дикий!

— М?

— Мне маму можно увидеть сегодня?

— Чтобы у нее от твоего вида потрепанного опять сердце кровью обливалось? Нет уж, хоть чуть придешь в порядок, тогда и поговорите.

— Гад ты все-таки… — пробормотал Эрик.

— Сосунок борзый, — ответил я ему, не оборачиваясь, и вышел из камеры.

— Ну как прошло? — спросил меня Лакел на выходе, глянув, как мне почудилось настороженно.

— Нормально. Часик пусть еще поразмышляет, потом жратвы ему дайте и попить, — ответил ему, проводив глазами знакомую женскую фигуру, что стремительно взлетела по лестнице и скрылась за входной дверью, стоило мне появиться. — Если опять выделываться не начнет, то дайте ключ — пусть сам с себя цепи снимет.

— Не рано ли? — засомневался Лакел. — Я понимаю, что он твой сын…

— Остальных пленных Курта выпроводить с нашей территории, — оборвав его жестом, отдал я следующий приказ, и теперь на меня уставились все трое дежурных.

— Босс…

— Не начинайте! Хорош нам тратить на их мелких сошек ваше время и еду.

— А-а-а… — выдохнул Габор и понимающе улыбнулся, отчего его и так узкие глаза стали тонкими щелями, и пояснил остальным: — Не тормозите, у босса в заложницах их прима, на кой теперь вся остальная чистопородная шушера.