Книга Ты вернешься!, страница 71 – Галина Чередий

— Детка… — стало внезапно погано, противно от себя самого хоть блюй, да только ничего ведь назад не отмотать. — Я почти ни черта не помню из того времени, кроме одного — ты ушла и не вернулась.

— Если бы ты оказался на моем месте, то принял бы твое объяснение в качестве достаточной причины для прощения? — княжна выскользнула из моих рук, вставая на ноги и оглядевшись в спальне, до которой я не добрался в приступе своего буйства.

— Я ни за что не смогу представить себя на твоем месте, детка. — честно ответил ей. Никогда я ей не врал, а момент, когда мне хотелось причинять ей боль ушел безвозвратно. Хотя… хотел ли я этого действительно хоть когда-то? Скорее уж мир вокруг перепахать и перевернуть вверх дном, за то, что он никак не возвращал мне ее. — Эрик правда мой?

— Да. — после совсем краткой заминки подтвердила Эрин.

И нет, я не истолковал это замешательство как сомнениев ее уверенности в моем отцовстве или вранье во спасение парня. Она не собиралась изначально делиться со мной этой информацией. Если бы не та критическая ситуация, когда мелкий засранец довел меня чуть не до исступления, молотя что не попадя своим языком, то черта с два она призналась бы. Нутром чую — так и есть. Жестоко, детка, но в свете последней информации…

— И ты приходила тогда, чтобы рассказать мне о нем? — проглотив упрек, на который не имел права, спросил ее.

Эрин сделала несколько шагов к окну и замерла там спиной ко мне, обнаженная, прекрасная до моей пронзительной боли, гордо вскинув голову и выпрямившись как-то по-особенному царственно.

— Я приходила, чтобы поступить так, как ты убеждал меня столько времени: бросить стаю, оборвать все связи и уехать в никуда. Поселиться уединенно и растить нашего будущего ребенка. Но это явно не входило в твои планы на тот момент. — в последних словах было столько горечи, что я ощутил ее жгучий вкус почти физически и мой зверь взвыл, моля о прощении.

— Детка… — что тут можно сказать? Как просят прощения за такое? Я бы сам разве простил?

Нет, в самом начале, когда Эрин четко и ясно давала мне понять, что исключительно моей быть никогда не сможет, я себя морально вроде как готовил. К тому, в какой, сука, бараний рог придется мне гнуть свою натуру, чтобы переносить ее уходы к другому. Паскудному приму подходящих кровей. К тому, что однажды она станет носить ребенка от него. Что я никогда не буду тем, кто станет гордо звать ее своей женщиной. Казалось — сдюжу, ради нее, ради нас, если конечно никак по-другому, если не найду способа поставить раком все эти устои гадские хранимых Луной. И вот сейчас, столько лет спустя стою тут и осознаю, что нагнул и прогнул я всех, как хотел и стал тем, кто смело может претендовать на право встать рядом с Эрин, и что ребенка то она моего носила, да только самой Эрин у меня нет. Потому что тогда давно я сам все изгадил.

— Не нужно! — повелительно взмахнула тонкой кистью княжна, останавливая мои жалкие потуги выискать в башке так нужные сейчас слова.— Я считаю, что бессмысленно возвращаться к прошлому. Все, что было в нем уже состоялось и обратной дороги для нас нет, Рус.

— Ни хрена подобного, детка!

— Не называй меня так. Это нечестно.

— Эрин, нечестно отказыватьсяот всего прошлого без разбора, уж не после того, что между нами произошло только что. — возразил ей, подходя и обнимая со спины. Эрин сначала напряглась, явно испытав импульс освободиться, но потом выдохнула, как будто с чем-то неизбежным смиряясь, и прижалась к моей груди спиной.