Книга Ты вернешься!, страница 122 – Галина Чередий

— Да потому что не пришлось! Если бы встал выбор мы с Тапком и она, кого бы ты выбрал?

— Врать не буду — не знаю. Постарался бы до такого не довести.

— Думаешь я не старался? Я умолял Потапа, объяснял, что Верке нужно это, что она рехнеться, если не будет хоть иногда охотиться… А он уперся! Дал мне сутки на то, чтобы признаться во всем тебе.

— А ты вместо этого убил его. А Георга? Он тоже знал что-то? — потребовал ответа Рус, подходя ко мне и осматривая рану.

— Да. Этот урод застал нас однажды… когда я Верку забирал от трупа.

— Ты — долбаный идиот, Васька! Должен был в самом начале прийти и все мне рассказать про Верку! Я бы попытался помочь.

— Иди ты! Я узнал обо всем, когда на ней уже два трупа было. И что, мне нужно было тебе сдать мою женщину и мать моих детей? Утебя же за такое приговор один — смерть.

— Потому что мы не должны забывать, что мы люди, а не звери. Были ими и остаемся в первую очередь. Нельзя терять человечность, иначе станем чудовищами, я же это вам всем талдычил миллион раз! Человеческой крови испробовал и все, обратной дороги нет. Взял людскую жизнь — отдай свою.

В комнату вбежали несколько мужчин, ошалело оглядели все.

— Босс, Глен тревогу поднял. Че случилось то?

— Василия в камеру, никому с ним не говорить. Тело Веры убрать к остальным, тут порядок наведите. Мы домой. — сухо отдал распоряжения Рус, еще раз глянул на мое плечо, нахмурился и прошептав “детка-детка”, потянулся взять на руки.

Рыжий, вроде бы бессильно сидевший у стены, стрелой метнулся вперед, скользя по разлитой по полу крови и схватив валявшийся пистолет.

— Жизнь за жизнь! — рявкнул он практически в унисон с направленным мне в лицо выстрелом.

Эрик прыгнул смазанной тенью, ловя пулю своим телом, его развернуло, я закричала в ужасе, но сын только пошатнулся и прежде чем кто-то среагировал, бросился на Василия, навалился на спину и свернул ему шею. И только после этого отвалился на спину и взвыл, прижимая руки к ране на бедре.

— Бли-и-ин, как же больно! Меня о таком не предупреждали!

Я кинулась к сыну, падая рядом на колени, Рус последовал за мной и тут же сноровисто и без паники повернул Эрика на здоровый бок.

— Навылет, значит отравления не будет. — констатировал он, — Живо обернись, сынок, хорош кровью тут все заливать и так бардак развели знатный.

— Не указывай мне, папаша! — не преминул огрызнуться дерзкий мальчишка, прежде чем послушаться. А я, поняв, что с ним все будет в порядке, последовала его примеру.

К дому Руса мы так и пошли — человек в лохмотьях и два хромых зверя.

— Детка, у нас все хорошо, как бы там не пошло. — Рус остановил меня в дверях нашей спальни и обхватил ладонями лицо, заглядывая в глаза. — У нас есть мы и на этом фундаменте хоть с нуля все отстроим, если придется. Поняла?

Зацелованные им губы закололо от такой близости и жажды нового поцелуя. Сколько же их было за эти дни и ночи, страстных, жадных, нежных, с мучительно-сладким долгим-долгим послевкусием, открыто и украдкой, чтобы урвать хоть малюсенький глоток родного вкуса и тепла. Мы и тогда, в нашем прошлом безумстве столько не целовались наверное, а сейчас просто разрывало от необходимости наверстать, заполнить годы пустоты.

— Сука, это же просто наваждение какое-то, не могу от тебя оторваться, княжна моя. Все, как и прежде. — пробормотал Рус, сбившись с серьезной мысли и озвучив то, что крутилось в моей голове. — Не смотреть, глаз оторвать от тебя сил моих нет, а смотрю и дурею. Земли-неба-воздуха нет, только ты одна и надышаться-нахапаться никогда не смогу. Гребаный бесконечный высший кайф.