Книга Лилия между тернами, страница 95 – Галина Чередий

Руки Риммана надежно держали меня, подхватывая в этом бесконтрольном падении в бездну, а его открытый рот скользил по моей шее там, где зашкаливал пульс, утешая и даря покой.

— Я люблю тебя, — вырвалось из меня то, что больше уже было не удержать.

Римман прижал меня еще крепче и целовал мои глаза, лоб, щеки. Его бурное дыхание ласкало разгоряченную кожу, а тело дрожало снаружи и глубоко внутри меня. А я, замерев, ждала.

Но ни единого слова не прозвучало в ответ, и моё бедное сердце пронзил острый ледяной осколок. Моя кровь потекла по нему, замерзая по пути и превращаясь в прекрасные, но совершенно неживые алые кристаллы.

Ну, что же, значит, так тому и быть, Ники.

— Пойдем в ванную! — пробормотал Римман, едва дыхание немного успокоилось. — Нужно тебя привести в порядок и с меня смыть эту казенную вонь.

Я видела, что он избегает моего взгляда. Захотелось заплакать и бить в его грудь, заставив хотя бы честно посмотреть в глаза. Я знала, еще с самого детства знала, что это значит, когда кто-то не хочет на тебя смотреть и намеренно ускользает, не пуская слишком близко. Почти все мои домашние смотрели на меня так. Словно не хотели излишней близости со мной, ненавязчиво давая понять, что я всегда буду для них чужой. Даже отец поступал так. В детстве я часто плакала, страдая от этого. Став старше, я поняла, что это было от того, что во мне он постоянно видел черты матери, живые и от этого мучительные для него. Я-то поняла, но это не помогало не чувствовать боль каждый раз, когда он опускал глаза, лишая меня тепла.

И только Римман никогда так не делал. Ни раньше, ни сейчас. Так было до того, как эти глупые слова прорвались из меня наружу. Я буквально готова была умолять прямо сейчас забыть и вернуть все назад.

Но я не стала и, просто подчинившись, побрела в ванную. Ничего уже не вернуть. Теперь это между нами, и нам нужно дальше существовать с этим. Римману с тем, что я испытываю чувства, которые ему от меня не нужны. А мне со знанием о том, что я люблю безответно.

И кто сказал, что знание это хорошо?

Я давно выросла и перестала плакать, жалея себя. Поэтому я смогу спрятать опустошающую боль глубоко внутри. Уж в этом, как ни в чем другом, за свою короткую жизнь я стала профи.

— Ты выглядишь усталой, моя принцесса, — Римман бережно мыл мою кожу, и каждое его движение одновременно и успокаивало меня и разрывало душу.

Ну, неужели это так должно быть похоже на нежность? Так напоминать нечто большее, чем просто вежливую заботу о партнерше после секса? Лучше бы он оставался прежним — грубым и рычащим. Так бы моя глупая душа не заблудилась и не добавила бы еще больше боли в то море, что и так плещется внутри от края до края.

Я позволила усталости от бессонной ночи взять над собой верх и притупить все чувства. Зевнув, я выбралась из ванной.

— Ты что, всю ночь не спала? — спросил Рим.

Я молча кивнула, ожидая, что он начнёт меня отчитывать. Но он только вылез из воды вслед за мной и быстровытерся.

— Идём, я уложу тебя, — сказал он, обнимая за плечи.

Я подняла на него глаза, и Римман истолковал это по-своему.

— Не волнуйся, я буду рядом, и ты сможешь спокойно поспать. Я не оставлю тебя с твоими кошмарами.

— Тебе нужно поесть, — пробормотала я.

— Это подождёт.

Я заснула сразу же, как только голова оказалась на подушке, а тело тесно прижатым к горячему, большому телу Риммана. Глубоко вдохнув, я подумала, что, может, всё и не так уж отчаянно плохо. Рим не любит меня, но что-то же все-таки испытывает ко мне, даже для меня с моей неопытностью это очевидно. И это в любом случае больше, чем было у меня раньше, до нашей новой встречи. Хоть что-то это ведь не совсем пустота?