Книга Невидимый враг, страница 81 – Анна Снегова

Одеяло летит на пол. Только угол остаётся небрежно лежать на краю постели.

Мне не нужно видеть Чужака, чтобы ощущать горячечный жар его тела, гибко перетекающего в пространстве, напряжённо нависающего надо мной. Я знаю, что ловит сейчас пытливо выражение моего лица, выражение моих глаз. Вряд ли ночной полумрак — препятствие для кошачьего зрения.

Что ты видишь сейчас на моём лице?

Понимаешь ли причину того, почему я безмолвнои безвольно лежу под тобой, не реагируя… но и не останавливая?

Моя боль… которая уже сейчас расцветает внутри отравленным цветком — почему ты её не ощущаешь своими фантастически обострёнными кошачьими чувствами? Или для подобных чувств у тебя нет врождённых способностей их ощущать?

На мгновение закрываю глаза, когда жаркие губы приникают к моей ключице. Впиваются в кожу, впитывают мой вкус. Мои безвольные ладони на подушке… так хочется опустить руки, нащупать в пустоте его голову, запустить пальцы в непослушную гриву волос, прижать ближе… но я справляюсь с искушением.

Отстранённо, словно со стороны наблюдаю за тем, как будто сама собой начинает медленно задираться сорочка на моих ногах, собираться в складку на бедрах. Шершавое и горячее прикосновение ладони, которая оглаживает открывшееся пространство, сжимает нежную кожу, запускает дьявольский огонь по венам.

Настойчивые губы движутся ниже.

Ложатся беглым, дразнящим поцелуем в ложбинку на груди.

Как живая, неспешно распускается тесьма завязки, что удерживает ворот.

Белая ткань послушно тянется ниже. Это настоящее безумие — если не знать, что происходит на самом деле, кажется, будто моя рубашка движется и пытается сползти с меня сама. Потому что глаза видят лишь пустоту надо мной, выше. Но я знаю, что если бы потянулась к этой пустоте, обняла бы горячее, каменно-напряжённое тело. И одно только небо знает, как сильно хотелось мне это сделать.

Он останавливается раньше, чем моя грудь оказалась бы совсем обнажена. Щадит мою стыдливость. Пока.

Но зрелище уже сейчас слишком красиво в своей откровенной постыдности. И он замирает на мгновение полюбоваться. Я чувствую движение его взгляда по своей белеющей в полумраке коже так, будто трогает пальцами.

Ещё ниже.

Вздрагиваю, когда поцелуй через невесомую ткань обжигает живот. Ещё один. И ещё. И ещё. Цепочкой огненных искр, вокруг выемки пупка. Оглушительный грохот крови в моих ушах.

Сегодня он не планирует больше тормозить.

Я знаю, что ещё мгновение — и вся тяжесть его тела обрушится на меня, как стены дворца в землетрясение падают каменными глыбами на головы несчастным, и точно так же под его тяжестью будет погребена моя воля к сопротивлению. Я уже её теряю, чем дальше, тем сильнее путаюсь в охвативших меня эмоциях. Заражаюсь егоогнём, его желаниями. Тем более, что желания эти так созвучны желаниям моего собственного тела, которое поёт и плавится под его губами, умоляя не останавливаться. Умоляя мой разум забыть обо всём и хоть раз в жизни просто пожить одними лишь чувствами.

Но я слишком хорошо знаю, в какую беду могут завести чувства.

Не одна и не две девочки приходили ко мне в хижину в слезах, умоляя дать каких-нибудь трав от последствий этих чувств. И уходили с такими отрешёнными лицами, будто жизнь их кончилась, когда я отказывала.

Мой брат иногда находил виновника и заставлял жениться, принять ответственность за свои поступки. Ни разу ничего хорошего не выходило из таких союзов. Девушки всегда оставались несчастными, потому что изначально доверились не тому человеку. Поверили в то, чего не было. Приняли за любовь простую похоть и жажду обладания.