Книга Невидимый враг, страница 25 – Анна Снегова

Я знаю, что хочу сделать дальше.

Только не совсем понимаю, как.

А жёсткие губы неподвижны, ничем не помогают. Он прикрывает глаза, как будто прислушивается к чему-то. И ждёт. Отдаёт инициативу мне. А я… не привыкла что-то к инициативам подобного рода.

Я даже чисто технически не очень представляю.

Держись, Ив!

Надо, значит надо.

Дую легонько на его губы — надо же проверить, он точно живой? Настоящий.

Совершенно никак не реагирует, и я начинаю в этом сомневаться.

И даже немножко злиться, честно говоря.

Ну и ладно! Ну не хочешь меня сам целовать, и не надо.

Зато целование каменных статуй, наверное, не будет мне засчитано за нарушение обетов.

Осторожно тянусь, легко-легко касаюсь губами самого краешка его губ, правого уголка.

Медленно трещит деревяшка там, где её сжимают острые кошачьи когти.

Вот это мне уже нравится — хоть какая-то реакция.

Осмелев, тычусь как слепой котёнок ему в губы, прижимаюсь на долю мгновения, отстраняюсь и снова пытливо заглядываю ему в лицо.

Обидно, что опять никак не реагирует. Только шерсть перестаёт топорщиться, втягивается медленно в тело, и мои ладони на его плечах снова чувствуют гладкую кожу, бугры напрягшихся мышц под ней.

Но глаза его закрыты, а губы… по-прежнему плотно сомкнуты.

Внутренняя экспериментаторская жилка толкает попробовать расшевелить это каменное изваяние как-то ещё. Мысленно я уже завела отдельную чистую тетрадку в плотном кожаном переплёте и озаглавила её «Самые безумные эксперименты Ив, чокнутой ученицы друида, большой любительницы экзотических домашних питомцев».

Ну, мне давно говорили, что я слегка сумасшедшая.

Высовываю язык и обвожу контур его губ. Которые, такие упрямые, даже не хотят размыкаться и ответить на поцелуй. И это прям обидно. Очень.

Всё-таки для настоящего первого поцелуя нужны двое, мне кажется.

А то эдак можно было и на рогатом дятле тренироваться, если бы такое считалось.

Потом вспоминаю, как чуть не довёл до обморока, облизываясь, когда усадил меня на стол. А я ведь наблюдательная, так положено — для натуралистов.

И в точности повторяю тот путь языка по его нижней губе. Своим собственным.

Ноль реакции.

Дурею от вкуса его кожи. Хмель ударяет в голову. Сердце бьётсятак, что сейчас грудную клетку расшибёт. А он…

— У меня… не получается? — шепчу разочарованно.

Медленное движение ресниц вверх. Смотрит на меня чёрным провалом глаз. Отчего слабеют ноги и кружится голова, и в общем оч-чень хорошо, что подо мной хоть какая-то опора.

— Получается слишком. Вот думаю, как сдержаться и дотащить тебя хотя бы до постели. А не взять пр-р-рямо тут.

Хватает за талию лапами своими так, что ещё чуть-чуть — и переломит надвое. Падает на меня, наваливается всем телом, вжимает в лестницу. Жесткие доски истоптанного, стертого дерева впиваются в спину. Я не замечаю.

Да.

Да-а-а…

Мамочки, да-а-а-а!..

Нужны двое для нормального поцелуя, как я и предполагала.

Так и запишем в тетрадку наблюдений первым пунктом.

Голодный, злющий кот впивается в мои губы так, что на первые несколько минут я как будто ненадолго теряю сознание. Потому что решительно утрачиваю способность что-либо соображать — а когда прихожу в себя, уже обнаруживаю, что обнимаю его за шею обеими руками, выгибаясь, льну всем телом, доверчиво распахиваю губы и позволяю его языку хозяйничать там, как у себя дома.