Книга Невидимый враг, страница 10 – Анна Снегова

— Я согрею, не бойся.

И наступает тишина.

Сверху на нас обоих натягивает одеяло — укрывает, заставляет сердце сорваться в бешеный ритм от того невероятного, неправильного, слишком уютного… слишком опасного, что происходит. Меня придавливает небрежно тяжелая рука… я ощущаю спиной мерное движение его грудной клетки.

Подношу стиснутые кулаком пальцы к губам, чувствую даже в темноте, как жутко и неудержимо краснею. Кончики ушей и щёки горят. Согрелась я замечательно и на раз, мда… Не выдерживаю этой рвущей меня на части тишины.

— Хм. Слушай! Мне как-то знаешь, было спокойней, когда меня котик грел. А ты можешь обратно в него?.. И вообще, может расскажешь, как у тебя это получается? Ты родился таким? Или это эликсир какой-то? Рецептом поделишься?

Темнота позади меня рассмеялась, горячее дыхание пошевелило волосы, выбившиеся из косы от той ретивой не в меру прыти, с какой меня плюхали и валяли по кровати.

— Слишком много вопросов задаешь. Спи уже.

Но мне жизненно необходимо хоть как-то заполнить чересчур смущающую паузу. Приходит в голову, что в таком положении, как сейчас, неплохо бы, по крайней мере, уже и познакомиться!

— Зовут тебя хоть как? Меня вот — Ива…

— И-ва-а-а… — повторяет за мной задумчиво, будто катает буквы моего имени на языке.

О, а вот и мурашечки! Воскресли, родимые!

Дружной толпой потопали по моей несчастной шее. Там, где в меня выдыхают моё собственное, так странно звучащее сейчас имя.

— Красиво, — выносит вердикт темнота. У меня дёргает что-то в животе. Подбираю коленки и на всякий случай, скрещиваю руки на груди. Во избежание. А то кто ихзнает, хищников, когда там у них снова голод просыпается.

— Ну так что? Тебя как?

— Тебе ни к чему знать моё имя, — отвечает твёрдо чужак, пресекая дальнейшие расспросы.

Стараюсь не обижаться.

Но обидно до чёртиков.

— Значит, будешь у меня Барсиком.

Темнота смеётся.

— Договорились.

— И если будешь плохо себя вести, пойдёшь за дверь.

— А если хорошо? За ухом почешешь? Или…. м-м-м-м… пузико….

Правильно я самые уязвимые места закрывала. Правда, удалось не все.

Горячая ладонь ложится мне на живот, поглаживает.

Я бросаюсь вперёд так, что наверное, шлёпнулась бы с кровати, но меня тянут назад, в смеющуюся, мурлычащую, тёплую и уютную тьму.

Тьма прижимает к себе, обнимает обеими руками. Ногой ещё придавливает сверху для надёжности. И за ухо прикусывает самым бесцеремонным образом.

Сбежать не получится — осознаю это сквозь пелену накрывающей паники. Ну, или от чего там у меня сейчас сердце из груди выпрыгнет и пульс остановится. С каждой попыткой вырваться — объятие сильнее, зубы сжимаются, почти до боли. Урчание переходит в тихий утробный рык, от которого у меня всё тело сводит. Слышала я брачные рыки снежных барсов в горах. Такие, которые, когда гон у них. У кошек они нежными считаются, наверное — а вот со стороны послушать, угрожающие раскаты первого грома о скалы.

Боже. Как он там говорил? Инстинкт хищника. Значит, расслабиться и не трепыхаться…

Легко сказать.

Закрываю глаза. Пытаюсь дышать. Вот так, Ив, давай, дыши, дыши! Это надо, это чтоб не задохнуться, это чтоб сердце обратно запустить, а то оно, глупое, кажется забыло даже, где ему положено находиться, и бьётся жаркими толчками как будто во всём теле сразу.

Расслабиться ожидаемо не выходит, но я теперь неподвижна, как мышь в обмороке.