Книга Барышня-служанка, страница 43 – Елена Княжинская

– Я тоже, – ответил Владимир. – Раз попробовав, невозможно не влюбиться в… Катину стряпню.

Мы с Владимиром дали друг другу две недели. Вроде бы, все решили, и все же семена сомнения были посеяны и, кажется, успели прорасти. Я перестала понимать смысл авантюры, в которую оказалась втянута. О таком только в книгах интересно читать. Оказаться в подобной ситуации в реальности не хотелось, но меня никто не спрашивал.

Можно было, конечно, все прекратить, поставить точку в наших странных отношениях, развестись или хотя бы разойтись. Остановиться сейчас, пока мы еще не привыкли друг к другу, не сблизились по-настоящему. Не мучить себя и супруга. Можно, но я этого не хотела. Понимала, что переживу расставание, не умру от тоски по Владимиру, но без него жизнь уже не будет прежней. Мне показалось, что и супруг не желал ничего менять.

Остаток ночи я провела в размышлениях и толком не выспалась. Утром все валилось из рук. В тесто для оладьев всыпала слишком много изюма. Едва не уронила бутыль с маслом. Емкость из толстостенного стекла оказалась значительно тяжелее, чем пластиковая тара, распространенная в моем мире. Пришлось поставить ее на середину стола от греха подальше.

Я разогрела сковороду. Осторожно взяла бутыль, вынула пробку, принюхалась. Жидкость имела пряный аромат и чем-то напоминала рыбий жир. Оладьи на таком точно не стоило жарить. Я так привыкла к рафинированным маслам, что почти забыла запах натурального. Когда покупала его, то, не задумываясь, попросила растительное. Из какого растения оно было выжато, оставалось только догадываться, но это точно был не подсолнух.

Я смотрела на бутыль, сковороду, что тоже начинала попахивать, целую миску теста и думала, как бы снова не разреветься. Вроде бы мелочь и слез после вчерашней истерики почти не осталось, но нервы сдали. Видимо, я еще не оправилась от вчерашнего визита Павла. Бессонная ночь тоже давала о себе знать

– Спалить нас решила? – услышала знакомый хриплый голос. – Кр…

– Что? – разозлилась на птицу. Зря он начал. – Криворукая? Еще какая? Не стесняйся! Вчера ты уплетал приготовленное этими самыми руками мясо так, что за ушами трещало. Что изменилось сегодня?

Ворон нахохлился и отвернулся, всем своим видом выражая обиду. Я тоже извиняться не собиралась. Сосредоточилась на завтраке. Взяла кусочек подтаявшегосливочного масла, бросила на сковороду и тут же принялась готовить оладьи. Действовать приходилось быстро, я сама себе напоминала конвейер: налила, перевернула, сняла. И так до тех пор, пока миска не опустела.

– Смрад-то какой! – снова принялся упрекать меня ворон. – Хоть топор вешай.

Я уже успела забыть о нем, но эта язвительная птица не успокаивалась.  Никакого удушливого запаха на кухне наблюдалось. Пахло обычная маслом, на котором что-то жарили. Проветрить не мешало бы, но можно сказать об этом иначе, проявить хоть немного такта. Хотя чего я ждала?

– Ведешь себя как старый дед. Бурчишь и бурчишь под нос. Не можешь помочь? Не давай советы. Сама разберусь.

– Как же, разберется она? Ты жизни не видела, белоручка. Оставь тебя одну, не пройдет и недели, как ты протянешь ноги.

– Так, значит?

Я чувствовала, что ворон нарочно провоцировал, хотя и не понимала, зачем. Вчера он, кажется, всерьез испугался за Владимира, даже пытался нас помирить, сегодня его будто подменили. Может, у него раздвоение личности? Интересно, у птиц случаются такие отклонения или только у людей? Как бы то ни было, я разозлилась не на шутку. Распахнула окно, поежилась от свежего морозного воздуха, немного остыла, но отступать не собиралась. Указала рукой на улицу и добавила: