Книга Крепостная, страница 32 – Марьяна Брай

В комнату постучали, и в приоткрытой двери появилась голова Глаши.

— Отвар готов. Нюрка заварила цельный чайник! – отрапортовала «подруга дней моих суровых».

— Перелей через ситечко и принеси сюда с кружкой, - я накрыла храпящего уже барина и позвала Фирса выйти со мной.

— Спи тут, в доме. Да хоть лавку у спальни поставь. Как проснется, напои отваром. И завтра в постели, прежде чем кормить, последи, чтобы кружку выпил. Не давай еще вставать. Пусть пару дней отлежится. И это… письмо где от барина молодого? – я боялась, но решила уточнить, насколько можно наглеть.

— Это не дело, Надежда, нельзя нам у барина в секретере шарить. А просить его и не стану! Не по рангу такое спрашивать. Не нашего с тобой ума дело! – твердо поставил точку Фирс и, накинув тулуп, вышел из дома.

— Опять, наверное, расстроился барин, Надь. Не приехал сын ни на похороны к матери, ни на девятый, ни на сороковой день. Говорят, он во Франциях. А ишшо говорят, мол, учебу в Петерхбурге бросил. Барин как узнал, так и закручинился, - выпалила девка, пялясь на меня.

— А чего ты раньше не сказала? – прошипела я сквозь зубы. - Нам барина надо беречь и лелеять. Иначе достанемся этому моту. Все по миру пойдем, Глаша. Теперича, как чего нового услышишь, говори сразу.

Слухи слухами, а мне хотелось точнее знать, как у нас обстоят дела. И письмо в этой ситуации сильно помогло бы мне. Но торопиться здесь нельзя, потому что в случае неудачи меня из спасительницы быстро переведут в совсем неприятный статус.

Неделями массажа я спасала своего покровителя. С перерывами на пару недель, чтобы понять: работает ли мой метод, прежде поставивший на ноги многих. В случае с Осипом Германовичем его ущемление начинало обостряться в результате переживаний.

Спустя, наверное, месяц у меня получилось добраться до секретера. Но там я нашла только документы. Ни одного письма не увидела. А еще спустя месяц и вовсе забыла о нем.

После Рождества жизнь потекла совсем тихо: я научилась вышивать, вспомнила уроки труда, где наша довольно рукастая Мария Павловна пыталась вбить в нас азы женского рукоделия. Но я тогда не особо загоралась хоть чем-то. А здесь мне просто нечем было заняться, если только Нюра не пригласит в кухню. Да и она вечерами вязала носки, вела починку летнего.

Так мы и просиживали вечера в гостиной у камина, когда барин уходил спать. Глаша и Нюра рассказывали новости из города, из окружающих его деревень, а Фирс, приносящий дрова, задерживался на наших посиделках все чаще и чаще.

Я даже начала чувствовать себя своей среди этих людей, начала понимать, о чем и о ком они говорят. Под громкое тиканье часов прошел январь.

— Говорят, дорогу от Троицка перемело. А до нас вьюги ишо не дошли, - Фирс рассказывал барину новости, пока тот обедал.

— Никуда без них, Фирс. Коли в феврале нас не тронет, то март сугробов надарит. Знаешь ведь, что в марте бродячую собаку может занести. У меня другие переживания, - хозяин глубоко вздохнул и скривил губы.

Я поражалась тому, что Осип Германович вел себя с Фирсом как ровня. В этом доме он родился, вырос, знал все премудрости и особенности края. Домна же, городская до мозга костей, до последнего не смирилась с жизнью на чуть ли не окраине государства, как она говаривала. И не простила этого супружества Остапу.