Книга Дикая Омега, страница 53 – Ленор Роузвуд

— Блять… — вырывается у меня, и я закусываю губу.

Он замечает всё. Конечно. Этот псих замечает абсолютно всё.

Слишком давно у меня никого не было, кроме собственной руки. Будто целая вечность копившегося напряжения и срывов. Стоит уловить в коридоре хоть намёк на запах Айви — и у меня чувство, что я из собственной кожи сейчас вылезу от того, как сильно мне её хочется.

И бесит, что Чума прав. Бесит, что я так этого нуждаюсь. Бесит, что от чужих рук — егорук, мать его — становится так чертовски хорошо. Даже если эти руки принадлежат самому большому заносчивому засранцу из всех, кого я знаю.

Рука Чумы замирает на моём члене, хват ослабевает — и от него остаётся лишь дразнящее касание кончиков пальцев. Я издаю раздражённый рык, бёдра сами дёргаются вверх, будто ищут хоть немного трения, хоть каплю давления — хоть что-нибудь, что вернёт мне ощущение его руки.

— Что такое, Виски? — мягко, почти насмешливо. — Тебе неприятно… или слишком приятно?

Я хочу врезать ему чем-нибудь тяжёлым. Одновременно хочу, чтобы он продолжал. Ненавижу его за это ощущение потерянности, за то, что я, чёрт побери, дрожу, как подросток. И тут он тянется к своему ремню.

Блять. Он что…

— Ты серьёзно?.. — выдыхаю я, но голос звучит слабее, чем должен.

Ответ приходит быстрее, чем я успеваю глотнуть воздух: Чума тянет вниз молнию на своих брюках. Движение — медленное, намеренное, почти ленивое, и у меня в груди что-то странно сжимается.

Он не торопится. Он дразнит.

И когда ткань распахивается, я понимаю, что он вовсе не собирался скрываться или играть в недомолвки. Нет — он выставляет всё напоказ с такой беззастенчивой уверенностью, что у меня моментально пересыхает во рту.

Конечно же, у него всё «в порядке». В духе Чумы — превосходить всех даже между ног, где это никому не нужно.

И да, он длиннее.

Да, чёрт бы его побрал, на это он, наверное, и рассчитывал.

Но я шире.

Немного… но всё же.

Я раньше видел Чуму обнажённым — в тесных казармах это неизбежно. Но это было другое. Без близости. Без… этого взгляда.

А сейчас — он стоит передо мной, рука находится на ремне, на лице тот самый тёмный, жадный огонь, который я никогда прежде не видел направленным прямо на меня. И от этого огня по моей коже пробегает дрожь, будто он стягивает воздух из комнаты.

Я не могу смотреть — и не могу отвести взгляд.

— Что, увидел что-то, что нравится? — спрашивает он тихим, низким тоном.

— Пошёл ты, — сиплю я, но это пустая угроза.

Уголок его губ дёргается в знакомой высокомерной ухмылке, от которой хочется и ударить, и притянуть.

Он двигается ближе — слишком близко. И в какой-то момент между нами исчезает вся та дистанция, что обычно удерживает меня от глупостей.

Меня накрывает волной — не боли, не желания,а чего-то гораздо грязнее: ощущение полного, абсолютного контроля, который он удерживает на кончиках пальцев.

Я резко выдыхаю, запрокидывая голову назад, пытаясь сохранить хоть каплю самоуважения. Пока он не касается рукой члена. Одной рукой — свой член, второй — уже мой и прижимает их к друг другу.

Хочу что-то сказать но всё, что выходит — хриплый:

— Чёрт…

Я ударяюсь задней части головы об металлический столик. Холодная сталь, по сравнению с теплотой моей кожи и резкий контраст жара Чумы, исходящий от его члена.

Чума ускоряет движения наших членов — выверенно, уверенно, с той холодной точностью, которая заводит меня хуже любого удара. Я не могу удержаться от того, чтобы податься вперёд, будто моё тело само решило, кем ему распоряжаться.