Книга Дикая Омега, страница 3 – Ленор Роузвуд

Но здесь… Здесь они не лучше альф.

Хуже, возможно — без оправдания в виде феромонов. Альфы похожи на животных. И когда собака кусает — винят хозяина, а не собаку.

Сапоги охранника останавливаются в шаге от меня. Пахнет потом и страхом. Он приседает, бутерброд — прямо у моего лица. Я вижу каждую крошку, жирные пятна, просачивающиеся через хлеб.

— Открывай, — приказывает он сладким, но мерзким тоном. — Ты кожа да кости, девочка. Надо набраться сил, когда найдут стаю, достаточно тупую, чтобы тебя взять.

У меня вспыхивают глаза. Как будто я позволю хоть одному альфе меня коснуться…

Он пользуется моментом — и тычет бутерброд мне в губы, давя на стиснутые зубы. Я отшатываюсь, рычу, сбивая его руку. Оставшийся комок падает на пол с влажным шлепком.

— Сука! — взрывается он и бьёт кулаком.

Кулак врезается мне прямо в живот, выбивая воздух из лёгких, я сгибаюсь, мир мерцает. Но я поднимаю голову, находя в себе силы ухмыльнуться.

Оно того стоило.

Он хватает меня за волосы, дёргая голову назад. Вторая рука взмывает — и кулак приходится по моей челюсти, взрываясь вспышкой боли. Я чувствую вкус крови и прикусываю язык. Я не моргаю и смотрю прямо в его уродливое лицо.

Он хватает упавший бутерброд и пытается запихнуть его мне в рот. Слюнявый, склизкий хлеб размазывается по лицу. Его грязные пальцы лезут внутрь. Слёзы подступают, но я их глотаю.

Не сегодня, ублюдок.

Я вгрызаюсь в его палец. Чувствую, как ломается кость. Он орёт, пытаясь вырваться, но я только сильнее сжимаю челюсть, пережёвывая мясо и сухожилия, пока палец не отделяется.

Он отшатывается,прижимая окровавленную руку к груди. Палец падает на пол с вязким стуком. Я сплёвываю кровь и ошмётки плоти, растягивая губы в звериной улыбке.

— Ну что, ты хотел, чтобы я поела с твоей руки. Надо было уточнять детали.

— Ебаная сука! — истерит он. — Я тебя убью!

Я смеюсь. Грубо, хрипло. Жаль, что я не откусила что-то другое. Чтобы он никогда больше не полез к омеге. Он бросается, сжимая моё горло одной рукой и ударяя головой о пол. Звёзды вспыхивают перед глазами. Я царапаю его запястье, но хватка только крепчает.

И когда темнота уже подкрадывается, дверь снова распахивается — влетают два охранника, оттаскивая его.

— Я, блядь, её убью! — ревёт он. — Пустите меня!

Я перекатываюсь на бок, захлёбываясь кашлем и отчаянно хватая воздух. Сквозь спутанные пряди волос вижу, как один из охранников изучает руку беты — лицо у него мертвенно-бледное.

— Она откусила ему палец! — выдавливает один. — Тащите его в медблок!

Бета вырывается, всё ещё вопя. Я переворачиваюсь на бок, кашляю, хватаю воздух. Сквозь спутанные волосы вижу, как другой охранник осматривает повреждённую руку — белый как мел.

Оставшийся охранник приседает возле меня.

— Что-то сломано? Лицо не повредил?

Я фыркаю. Конечно. Лицо — главное. Омега же должна выглядеть идеально, когда её решат кому-то подарить.

О шрамах внутри никому нет дела.

— Пошёл ты… сдохни, мудила, — сиплю я.

Он хмурится, пытаясь потрогать скулу. Я отдёргиваюсь.

— Кажется, ничего серьезного, — бурчит он. — Поведём к врачу.

Как будто врач не сделает хуже. Усыпят, привяжут к койке, подождут, пока синяки исчезнут — и выдадут это за заботу. Он поднимает меня, сильно сжимая руку. И когда меня выводят из камеры, я замечаю палец, лежащий в сгустке крови.