Книга Тихая пристань, страница 28 – Анна Рогачева

— Нет, — покачала головой Арина. — Не Федот. Самогонщика Семеныча.

Акулина замерла, уставившись на нее.

— Семеныч? Да он продаст душу за лишнюю полтину! Он им и поставляет-то всю эту отраву!

— Именно поэтому, — холодно улыбнулась Арина. В ее глазах вспыхнул тот самый огонек, который когда-то позволял ей выигрывать споры с ревизорами. — Семеныч — трус. И он дорожит своим делом. Если дать ему понять, что игра пошла слишком грубо, что от его зелья может случиться беда, которая докатится и до него… он испугается. И испуганный человек ищет, на чью сторону встать. Или хотя бы, как от греха подальше отпрянуть.

— И как ты до него достучишься?

— Через его слабость, — просто сказала Арина. — У его внучки, слышала, свадьба скоро. А жених, тот самый Марфин сын, в моей рубахе пойдет. Все будут говорить о мастерице, что шьет так, что вещи будто живые. Семеныч суеверен. Он придет. За оберегом для молодых. А я с ним поговорю.

Акулина долго молчала, разглядывая Арину, словно впервые ее видя.

— Голубка ты моя… да ты не мастерица, ты — голова. Из тебя бы воеводу… — она покачала головой. — Ладно. Рискнем. Я про свадьбу разнесу. А ты… готовь свои узоры.

Свадьба сына Марфы стала событием. И не столько из-за самого торжества, сколько из-за рубахи жениха. Слух о чудесной вышивке, что не просто скрыла дыру, а превратила ее в диковинный оберег, облетел всю округу. Арина, еще не совсем окрепшая, сидела в своей избе, но ее присутствие ощущалось на том пиру без нее. Гости тыкали пальцами в замысловатый узор, шептались. И, конечно, вспоминали про Арину. Про ее хлеб. Про ее странное спокойствие после побоев. Про то, как Иван стал будто тише.

Через день после свадьбы, как и предсказывала Акулина, на пороге появился Семеныч. Невысокий, сутулый, с хитрющими глазками-щелочками и вечным запахом браги, от которого воротило нос.

— Здравствуй, Арина, — заговорил он, виляя и не глядя прямо. — Слышал, ты рукодельница знатная. Умоляю, помоги старику. Внучке на счастье оберег нужен. Чтобы дом — полная чаша, да чтоб… чтоб лихо стороной обходило.

Арина, не вставая с лавки, кивнула на табурет.

— Садись, Семеныч. Оберег сделать могу. Но обереги, они… требуют чистоты. Не только рук, а и помыслов. Заказчика.

Семеныч заерзал.

— Я чего… я ничего. Дело свое делаю.

— Свое дело, — повторила Арина, беря в руки простую льняную тесемку. Ее пальцы начали двигаться сами, завязывая узелки — старый, забытый способ плетения наузов. — Дело, которое может гореть, как тот спирт, что ты гонишь. И жечь не только глотку.

— Ты о чем? — испуганно спросил Семеныч.

— О том, Семеныч, что твой самогон стал слишком крепок. Не для веселья, а для помутнения. Ты поил Ивана, моего мужа. Поил так, что в нем человек умирал, а зверь просыпался. Кто тебе заказывал такой специальный напиток? Лексей?

Семеныч побледнел так, что даже веснушки на носу выделились.

— Я… я не знаю никакого Лексея! Я всем одно и то же продаю!

— Врешь, — спокойно сказала Арина. Она не повышала голос, но ее тихий, ровный тон был страшнее крика. — Иван слюной исходил, рассказывал, как после твоего «особого» угощения в голове у него чужие голоса звучат. Ты не просто торгуешь, Семеныч. Ты травишь. По заказу.

Она закончила плести тесемку. Простой узор из узелков вдруг показался ему страшной паутиной.