Книга Сибирь, страница 81 – Настя Полос

Макс отпустил руку, быстро одернув. Его лицо вытянулось, будто он и сам не понял, как это произошло.

Айзек сполз по стене, мешком падая на пол. Лужа крови расползалась, заливая пол. Приоткрытый рот, трещина в волосах. Айзек больше не улыбался. Он никогда не будет больше улыбаться. Айзек не расскажет историй, не вернет меня в детство, кидаясь снежками. Не поддержит теплым разговором и никогда не попробует кофе, что я обещала ему. Больше мне не нужно менять повязки и проверять его состояние, не нужно выдавать таблетки и следить за лечением.

Я не буду ловить его взгляды: веселые, грустные, печальные и задумчивые. Не услышу, как он смеется над глупостями. Как называет сухое молоко той еще дрянью, как ругается, когда вновь открывает очередную консерву.

Больше ничего не будет.

Я не поняла, как начала ползти, пачкая руки в крови. Его крови. Как склонилась над ним, дергая за плечи и крича: «Айзек?» Он молчал.Как смотрела в глаза, что не реагировали, а затянулись туманом. Он не видит.

Я подняла его за голову, которая в некоторых местах была мягкой. Почему?Положила себе на колени и стала гладить по холодной щеке. Почему она мокрая?

— Ч-щ-щ. Ч-щ-щ, — повторяла, как заведенная, раскачиваясь взад-вперед. — Ч-щ-щ, ч-щ-щ. Все будет хорошо. М-м-м-м, ч-щ-щ, ч-щ-щ. М-м-м-м.

— Что… что ты сделал? — сухой, обветшалый голос принадлежал Дмитрию. Он очнулся. Но я не смотрела на него, продолжая качать и напевать мелодию.

— М-м-м-м. Ч-щ-щ. Все пройдет, пройдет. М-м-м-м.

Где-то истошно кричала Янис. Ее крик разжигал во мне ненависть, такую сильную, что я давилась собственной слюной, не в силах ее сглотнуть.

— Заткнись! Заткнись! — закричала я своим, но чужим голосом. — Заткни ее! Заткни ее! — потом вновь повернулась к Айзеку, гладя его по волосам, не обращая внимания, как некая субстанция кусками прилипает к пальцам. Что это?— Ч-щ-щ. М-м-м-м. Ч-щ-щ.

— Что ты натворил? — Дмитрий не мог поднять рук, не мог встать. Его лицо исказило болезненная судорога. — Зачем?

Макс отшатнулся, дернул головой, будто просыпаясь. Посмотрел на Леона, который не мог даже пошевелиться. Брат вцепился глазами в меня. Воспользовавшись заминкой, Макс порывисто шагнул ближе, с силой схватил за волосы и рванул вверх. Голова Айзека упала на пол, громкочмокнув. Что это за звук?

Мне казалось, что я оглушена. Ни звуки, ни крики, ни просьбы. Ни тихий зов Дмитрия: «Елена!», ни взгляд Леона, ни даже плач Янис, ничто не могло меня разбудить. Я была в ледяном колодце, тонула, захлебываясь воздухом. Взгляд прикован к луже крови, и все мысли сосредоточились только на том, что ящик внутри меня трещал по швам. Больше мне не удержать его, не усмирить. Еще немного, и все освободится и уничтожит меня.

Сильный хлопок по лицу немного привел в чувство.

— Тупая сука, все из-за тебя!

Удар в живот отдал в позвоночник.

— Если бы не ты, то у нас было бы все хорошо!

Макс вновь поднял меня за шею, и я потеряла опору под ногами. Словно тряпка повисла в его хватке. Но я не издавала ни звука, не молила его отпустить. Я только смотрела на красную лужу, что становилась все больше.

Безразличие? Равнодушие?

Нет.

Это то самое состояние, когда скорбь и горе сжирает изнутри, когда легкие не могут впустить воздух, потому что тот жжет, когда в животе крутит узел, что только слезы могут помочь, когда недостаточно слов, чтобы описать.