Книга Укушенная, страница 49 – Джордан Стефани Грей

Уна поджимает губы.

— Вопрос не в одежде, дорогуша. Ты не сможешь провести обряд в одних чулках.

Моё сердце учащённо бьётся, пока она держит передо мной красное платье. Ещё один коготь вонзается мне в палец. Я задыхаюсь от внезапной боли. Уна опускает платье, её движения дрожат.

— Тебе нужно успокоиться.

Я сгибаюсь пополам. Обхватываю колени, чтобы не упасть. По спине пробегают мурашки от осознания происходящего. Кости скручиваются, словно готовые сломаться. О боже, о боже, о боже. Держи себя в руках, Ванесса. Я пытаюсь сдержать страх, горе, злость и бешенство в своей груди, но не могу собрать их все воедино. Их слишком много. Сейчас мои чувства сильнее, чем когда-либо, когда я была человеком. Они поглощают меня. Я их не понимаю. Я… я их ненавижу. В моём горле опасно вибрирует рычание.

Уна кладёт руку мне на спину, и от её прикосновения у меня по спине пробегают мурашки.

— О, звёзды, — шепчет она. — Мы не можем перекидываться дважды перед ритуалом. Но ты… ты…

Перекидываться.

Я перекидываюсь?

— Любой другой цвет, — шепчу я дрожащими губами. — Пожалуйста. Я не могу это надеть.

Быстрая, как молния, Уна возвращается с тёмно-фиолетовым платьем, искусно расшитым кристаллами-каплями дождя, которые каскадомстекают по жёсткому корсету на лифе и рассыпаются по шёлковой юбке. Оттенка сливы. Моих глаз. Он заставляет меня думать о смерти. О волках. Мои кошмарные когти вонзаются в постельное белье и матрас, пока я пытаюсь удержаться на ногах.

— В остальном твой гардероб красного цвета, — говорит Уна. — Твоя расцветка… Бургундский и тёмно-бордовый цвета лучше всего смотрятся на твоей бледной коже. Королева заказала их своей собственной ткачихе. Она… она не хочет, чтобы мы подчёркивали твои глаза, если это в наших силах.

Я бросаю взгляд на открытый шкаф и развешанную внутри одежду. Так много красного, что это может быть водопад крови. Меня охватывает отвращение.

— Выброси их, — хриплю я. Затем, более жестко, решительнее, я говорю: — Сожги их. Я не хочу их больше видеть.

Уна говорит:

— Конечно, — и отступает.

Именно так.

Я поднимаю глаза, шок успокаивает самые опасные части меня. Она делает всего несколько шагов. Проходит через картину, а затем возвращается обратно. Но когда возвращается, то уже с факелом.

Что?

Она бросает его в шкаф.

— Что ты делаешь? — я подпрыгиваю, спотыкаюсь и врезаюсь в ветку дерева, когда вспыхивает огонь. Дерьмо. Что мне делать? Что… что нам делать?

Уна смотрит на пламя, её ноги приросли к земле. Её глаза кажутся пустыми, а в маленьких зрачках мелькают отблески дыма и пламени, пожирающие платье за платьем.

— Ты сказала сжечь их, — заявляет она ледяным тоном. И огонь — он не останавливается на платьях. Он взбирается на стены. На крышу. Он поджигает плющ и глицинию, обугливая их, и облака тяжёлого серого дыма начинают заволакивать остальную часть комнаты.

Уна по-прежнему не двигается.

Я встряхиваю её.

— Уна! Уна! Нам нужна помощь. Помоги…

— Что за хрень? — раздаётся низкий голос, мужской и грубый, и моя дверь срывается с петель. Я вздрагиваю от этого движения, но Уна с таким же успехом может быть трупом. И всё это время огонь пожирает ковёр, облизывает волшебную картину. Подбирается всё ближе и ближе.

Внутрь врывается парень. Нет, не просто парень. Тот, который украл меня у моего отца. Тот, который запихнул меня в ту машину и привёз в это проклятое место. Золотистые глаза, чёрные волосы и самая жестокая в мире гримаса, искажающая его лицо. Он не смотрит на меня, просто вытаскивает из-под меня пледи швыряет его в огонь. Пламя с громким шипением гаснет. Половина моей комнаты обгорела и дымится.