Книга Я попала в Запендю!, страница 59 – Маргарита Преображенская

– Думаешь, я не понял, кто ты?! – перебил меня Остромысл.

– И кто я, по-твоему?! – спросила я, подумав грешным делом, что коты-баюны, дружившие с боярином, раскусили во мне психолога и разболтали об этом Остромыслу.

– Я знаю, кто говорит из этого тела! – продолжал боярин, пробудив во мне худшие опасения. – И больше ты не услышишь от меня ни слова! Даю обет молчания до тех пор, пока сюда не придёт единственный, кого тебе не одолеть – Велемудр, леший здешний! Только с ним говорить буду!

Боярин жестами изобразил, как зашивает себе рот, и, отвернувшись, сел лицом к стене. Вот тебе и раз! К лешему меня послал, получается, причём во всех смыслах этого выражения!

В общем, от Остромысла мы ушли ни с чем. Утро и последующий день не внесли ясности в сложившуюся ситуацию. Гриди, охранявшие князя в ночь нападения, протрезвев после дозы капустного рассола, рассказали, что их опоили прелестные девы, по описанию подходившие под горничных Ванадия, а в покоях Остромысла мы нашли шкатулку, о которой говорил королевич, но она оказалась пустой. Горислава припомнила все обидные слова с элементами угроз сместить её с престола, неосторожно сказанные в её адрес боярином. Все улики указывали на то, что именно Остромысл был корнем всех запендяйских бед, но мне почему-то не верилось в это.

Пока расследование в очередной раз зашло в тупик, я повелела гридям изъять из покоев королевича все шутихи и прочие подозрительные вещи и уничтожить розовый куст: бережёного бог бережёт, как говорится. Первое моё приказание было выполнено с лёгкостью, а второе даже не потребовалось выполнять, потому что цветы, так сильно разросшиеся за окном моей светлицы, завяли и рассыпались в прах. Возможно, это случилось из-за того, что феи задели их своими кнутами, а может быть, вода в колоде иссякла; в любом случае, всё было к лучшему. Бардадым пытался отпоить Воронессу разными целебными взварами, но её оперение по-прежнему оставалось тёмным, а самочувствие– плохим: крепко бедняге досталось.

Но Бардадым не сдавался. Он ухаживал за Воронесой с такой трогательной нежностью, как будто был её близким родственником, а не просто коллегой по работе. В своей обычной жизни мне не приходилось наблюдать такое живое и искреннее участие, да и вообще мой мир, который здесь считали сказкой, сейчас казался мне таким бедным в плане проявления настоящих чувств. Высокие технологии, психология выгоды и потребления постепенно отодвигали на второй, третий и далее план простые радости, такие, как умение радоваться каждому новому дню и ценить присутствие рядом близкого человека просто за то, что он – твоё продолжение.

Поэтому, когда ночь снова опустилась на землю, я вышла из своих покоев и поспешила к груше, чтобы под её лунной тенью снова встретиться наконец с моим избранником. Нам нужно было многое обсудить.

Мой путь лежал мимо покоев, которые до своего ареста занимал Остромысл. Теперь там обосновались коты-баюны, которым, кажется, понравилось жизнь в княжеских хоромах. В отсутствие боярина к ним потянулись зрители из самых разных слоёв общества, и коты были рады стараться, выдавая концерт за концертом, которые теперь напоминали рок-квартирники, или, если именовать их на сказочно-славянский манер, кот-светличники. Судя по звукам, доносившимся из боярских покоев, там сейчас как раз проходил один из них.