Книга Я попала в Запендю!, страница 50 – Маргарита Преображенская

Ещё лучше! Час от часу не легче! Но деваться-то некуда! Я забрала артефакт, чувствуя себя новоиспечённой ключницей, а ещё точнее – местной кладовщицей. Держать оба ключа при себе действительно было опасно, к тому же княжеский экземпляр оказался таким тяжёлым, что сидеть и ходить идеально прямо я уже не могла и слегка сгибалась под грузом артефактов, как вопросительный знак.

– Что это с ней?! – неожиданно прошептал Дубыня и ткнул пальцем туда, где мирно храпел Бардадым.

Я посмотрела в указанном направлении и удивлённо вскинула брови: Воронесса, неестественно приподняв голову, смотрела на нас мрачным тяжёлым взглядом, от которого у меня по спине пробежал неприятный холодок. Что-то мне напоминал этот взгляд, но от охватившего меня ужаса я не могла догадаться, что именно!

– Это она во сне, неосознанно! Лунатизм у неё! – прошептала я, пытаясь найти какое-то разумное объяснение.

Конечно, пережитая вороной психологическая встряска вполне могла вызвать сомнамбулизм: у бедняги после взрыва даже перья стали тёмными, будто белизна намертво пропиталась дымом. После моих слов Воронесса снова«отключилась» и уснула без задних лап, обмякнув прямо на животе Бардадыма, но её взгляд навсегда врезался мне в память. Я думала о нём всё время, пока мы втроём, крадучись, шли к княжеским покоям. У входа нас приветствовал новый дозор гридей, а все, кто стоял в прошлом дозоре, были аккуратно складированы неподалёку, словно брёвна.

От них исходил смрадно-бражный запах и сладкое посапывание: дрыхнут защитнички! Может, на самом деле брагой опились или опоил кто? Рядом с одним из гридей в углу валялся высокий глечик (кувшин с крышкой – прим. Автора)из луженой меди. На донышке в нём осталось небольшое количество мутноватой жидкости.

– Зелено вино! – определила Горислава, как заправский сомелье, вдохнув её сомнительный аромат. Так в Древней Руси называли алкоголь, созданный на основе зерна.

– А по-нашему – водка, – пробормотала я, думая о том, что алкоголь в глечике и изысканный напиток в графине, который мы изъяли у Ванадия, не идентичны. Это можно было определить без всяких анализов, по цвету и запаху. Значит ли это, что Ванадий не причастен к повальному засыпанию дозорных? И кто тогда их усыпил?

Мы вошли внутрь, и я ещё раз осмотрела князя. Вроде бы, всё без изменений: жив, правда, в себя так и не пришёл. Живая вода всё-таки действовала! Князь выглядел посвежевшим, дыхание стало ровнее и глубже. Хоть что-то хорошо! Я уже собиралась уйти, как вдруг мой взгляд упал на перстень. Паук, украшавший его, по-прежнему хищно сверкал драгоценными глазками, но сам перстень сидел на пальце как-то косо и слишком близко к ногтю, словно кто-то пытался его снять. Что бы это значило?

Мне захотелось срочно добраться до светлиц, которые занимали орки, и рассказать всё Рагне Стиггу. Я даже представила, как распахиваю двустворчатую дверь, вбегаю внутрь и сажусь у печи, поглаживая её по тёплому белому боку, словно та – живое существо, а Рагне Стигг садится рядом и внимательно слушает мой рассказ. Даже просто от этих мыслей мне стало теплее и спокойнее. Конечно, вместе мы со всеми трудностями справимся, всех врагов одолеем!

Но мой порыв разбился о вкрадчивый сахарный голос Ванадия, звучавший у меня в мозгу как приговор: «… мне чуждо поклонение паукам, столь распространённое среди орков». А что, если Рагне Стигг обманывал меня, рассказывая свои байки о каликах только для того, чтобы статьближе к ключам? Ведь, если орки подарили князю перстень, то их следовало подозревать в самых мрачных вещах! Но почему тогда тот, кто тайно проник в покои князя, хотел снять перстень? И слова Пупса надо ещё проверить: королевич вполне мог пытаться манипулировать мною, только вот опять же – зачем? Чего хочет от меня этот Ванадий Неодимович?!