Книга Невеста дома Доустер, страница 57 – Тина Солнечная

Я шагнула вперёд — и замерла. На одном из постаментов стоял бюст. Едва намеченные черты лица… но они были слишком знакомыми.

— Торос… — я медленно обернулась к нему. — Это… я?

Он вспыхнул до кончиков ушей и неловко пожал плечами: — Ну… ещё в процессе. Я не думал, что ты заметишь сходство так быстро.

Я подошла ближе, коснулась каменного лица кончиками пальцев. Ещё не оконченные линии, но уже угадывались мои скулы, изгиб губ.

— Ты талантливый скульптор, — произнесла я почти шёпотом.

Он смутился ещё сильнее, но в глазах горела гордость.

Он ещё что-то говорил, перебирая кисти и уголь, а я, оставшись одна, взглянула на белую ткань, свисающую с подставки, — лёгкую, как дым. В голове вспыхнула озорная мысль.

Я стянула платье, не без труда, Сай постарался на славу, затягивая завязки. Оставив его аккуратной складкой на спинке стула, словно играя, обернула бёдра длинной полосой прозрачной материи. Она почти ничего не скрывала, только подчёркивала изгибы тела, едва заволакивая грудь. Материя шуршала, как дыхание, сползала с плеча, показывая больше, чем прикрывала.

Я повернулась к зеркалу, провела пальцами по волосам — и сама едва не рассмеялась: выглядело это скорее как мифическая богиня на барельефе, чем как жена одного из Доустеров. А еще, это было достаточно откровенно, чтобы Торасу понравилось.

В этот момент дверь отворилась. Торас вошёл, прижимая к груди коробку с углём, и замер, как вкопанный. Взгляд его прошёлся по мне, задержался на прозрачной ткани, на коже.

— Ты… — он будто потерял дар речи. — Ты такая… красивая. Нет. Ты просто прекрасная…

В голосе не было мальчишеской лёгкости, только настоящий, ошеломлённый восторг.

— Поверить не могу, что ты моя жена… — выдохнул он, медленно опуская коробку на стол.

Он шагнул к мольберту почти вслепую, вытащил уголь, поставил холст. Руки его дрожали едва заметно — не от страха, от нетерпения.

Я устроилась на указанном им кресле, чуть согнув ногу, словно статуя, спустив ткань с плеча.

Он смотрел на меня, жадно, как человек, который пытается не пропустить ни одной детали: линия ключицы, изгиб шеи, падение волос. Глаза его бегали по мне, возвращаясь к лицу, потом к коленям, к пальцам, к прозрачной ткани.

Уголь мягко скрипел по холсту, следуя за этим взглядом. Он работал быстро, с каким-то отчаянным вдохновением, время от времени переводя дух и снова возвращаясь к моему образу, будто боясь, что картинка исчезнет, если он отвернётся.

Он будто не мог остановиться. Уголь мелькал в его пальцах, оставляя быстрые, живые линии на белом холсте. Щёки Тораса разгорелись, глаза горели, а губы сами шептали:

— Это будет… шикарная скульптура. Как, собственно, и ты сама… Мишель.

Я чуть приподняла подбородок, позволяя свету упасть на шею и ключицу, и улыбнулась. Он перехватил эту улыбку взглядом, вдохнулглубже, словно боялся, что сердце выскочит из груди.

— Никогда… никогда не думал, что моя жена согласится позировать так, — тихо сказал он, делая новый штрих, ловя изгиб талии. — Какое же ты чудо… как мне повезло…

Он качнул головой, будто сам себе не верил. — Ты даже не представляешь, что творишь со мной сейчас. Я видел сотни форм, изучал линии, тело… но когда смотришь на тебя — всё кажется впервые.

Его голос был тихим, почти трепетным. Взгляд — жадным, влюблённым и в то же время благоговейным.