Книга Невеста дома Доустер, страница 52 – Тина Солнечная

Я подошла ближе к столу и заметила стопку книг. Толстые, в кожаных переплётах, некоторыес тиснением на корешке. Пахло старыми страницами. Пальцы сами собой потянулись — я провела ладонью по корешку, потом аккуратно взяла верхнюю. На обложке золотыми буквами было написано что-то о тактике и стратегии. Вторая книга снизу — «Летописи рода Доустеров». Я приподняла бровь: видимо, он и вправду перечитывал семейную историю.

Но больше всего меня удивила третья. Потёртый том в бордовом переплёте. Я открыла наугад — и на меня уставились строки стихов. Не тактико-стратегические выкладки, не история боёв, а стихи. Про звёзды, про огонь, про одиночество. Сайлас, суровый и язвительный, читающий стихи?

Я усмехнулась краем губ, закрыла книгу и вернула на место, прислушавшись: шагов в коридоре пока не было.

Я отложила том стихов в сторону и вернулась к тяжёлой родовой книге. Кожа переплёта была прохладна под пальцами; страницы шуршали мягко, как сухие листья. Открыла наугад — сначала шли имена, даты, короткие заметки о битвах, договорах, породах лошадей. Книга была суха и расчётлива, вся жизнь — в строках и цифрах.

Листая дальше, дошла до списка младшего поколения. Имена братьев были вписаны аккуратно, одно под другим. Рядом с Элианом, единственным, кого я почти не видела, стояла какая-то непонятная пометка — маленький знак, словно крестик, перечёркнутый полукругом. Я нахмурилась, перевела взгляд — почему такая пометка только у него? Может, это что-то о судьбе, о долгах? Ничего не объяснялось.

Листая назад, наткнулась на записи о предках: отец, дед, их даты, краткие резюме о том, чем прославились. И снова — Доустеры. Рядом с одним из имён, тем же странным знаком — отметина. Я прижала палец к строке, всматриваясь в мельчайшие символы: это не просто пометка, это код, знаковая метка карты, о которой я не знала.

Чем дальше я шла по страницам, тем яснее становился один факт: женщин в этой книге практически нет. Во всяком случае, их имена не выделены. Только мужчины, их сыновья и дела. Никаких «жён», «матерей», «сестёр» — редкие упоминания скрыты в примечаниях и обозначались, если и были, безымянно: «жена, родила», «мать приёмная» и т.п. Строго, патриархально, как будто женская линия для этого рода вторична. Я чуть сжалась — странный, чужой мне мир.

Я закрыла книгу, задумчиво провела пальцем по тиснёным буквам на корешке и всё пыталась сложитьвместе знаки у имён: крестик у Элиана, отметина у дяди — почему? Что это значит для них, и для меня? Почему предки, правя домом, оставили такие отметки? Ответы не приходили.

В этот момент в дверной проём тихо вошёл Сайлас. Он нес аккуратно сложенные вещи — простое платье, туника и ещё что-то тёплое на плечи. Его походка была бесшумна; на лице — обычная смесь насмешки и ровной внимательности. Увидев книгу в моих руках, он недовольно поднял уголок рта.

— Нехорошо без спроса рыться в чужих комнатах, — сказал он спокойно, но без злобы. Голос был ровный, без привычной нотки ехидства.

Сайлас отложил вещи в сторону, даже не глянув, куда именно — будто они не имели сейчас никакого значения. Его взгляд был прикован ко мне.

— Подойди, — произнёс он низко.

Я осталась на месте, не двинулась. И он сам сделал шаг, второй, подойдя так близко, что воздух между нами ощутимо потяжелел. Обошёл меня кругом и остановился за спиной.