Книга Невеста дома Доустер, страница 2 – Тина Солнечная

Щёлкнула ручка двери — и я едва не выронила кружевной платочек, что держала в руках. В комнату вошла женщина — мать Мишель. Её глаза покраснели, щёки влажные от слёз. Она смахнула их тыльной стороной ладони, будто надеялась, что я не замечу.

— Доченька, — голос дрогнул, но она быстро собралась. — Ты должна быть осторожной. До свадьбы никто не должен узнать правду. Ни слова, ни намёка.

Я молчала, позволяя ей говорить, и заметила, как сильно она сжимает кружево платка — пальцы побелели.

— Если они попросят тебя обратиться… или подняться в небо, — она нервно сглотнула, — придумай оправдание. Скажи, что не можешь из-за слабости, из-за болезни, из-за чего угодно. Тяни время. Главное — дожить до свадьбы.

Она шагнула ближе, почти умоляюще.

— Постарайся расположить к себе одного из братьев. Ты красивая, Мишель. Красота — твоё оружие. Если сможешь соблазнить хоть кого-то, он захочет жениться поскорее. И тогда всё будет хорошо.

Я посмотрела на неё, холод пробежал по коже.

— А что будет после свадьбы? — спросила я тихо. — Когда обман станет очевидным?

Словно ударом, мои слова сорвалис неё остатки самообладания. Женщина всхлипнула, прикрыла рот ладонью, и слёзы снова потекли по щекам.

— Бедная моя девочка, бедная, — шептала она сквозь рыдания. — Я так боюсь за тебя…

Но вместо жалости во мне вспыхнуло другое чувство. Она плачет, да. Сожалеет, да. Но защищать свою дочь — не пытается. Она готова отдать её, как товар, лишь бы сохранить покой в доме.

Я сжала кулаки. Я — не Мишель. Я не собираюсь ни плакать, ни покорно ждать смерти.

— Спасибо за заботу, мама, — слова вышли у меня холодными, будто чужими. Я отвела взгляд, чтобы она не увидела отвращения.

Она попыталась прижать меня к себе, но я сделала шаг назад. Мы простились без нежности.

Когда дверь за ней закрылась, я долго стояла в тишине. В груди клокотало. Любит ли она Мишель? Наверное. Но этой любви оказалось недостаточно, чтобы защитить её от «сделки». Мне это совсем не нравилось.

Я посмотрела на платья, аккуратно висящие в шкафу. Всё это — чужая жизнь, чужие слёзы. Но теперь она моя. И я собиралась прожить её так, как захочу.

Утро началось с тяжёлого стука в дверь. Я вздрогнула, хотя ещё не спала как следует. Сон не шёл — мысли гудели, как рой ос.

— Вставай, Мишель, — позвала служанка. — Тебя ждут.

Я поднялась, окинув взглядом комнату. Вчера ещё всё здесь казалось чужим, но сегодня я вдруг остро ощутила — больше никогда сюда не вернусь.

Служанки суетились вокруг, словно вокруг фарфоровой куклы: расправляли на мне платье, натягивали тугий корсет, переплетали волосы лентами, вплетали жемчужные нити. Я не сопротивлялась — зачем? Но внутри с каждой минутой нарастала холодная решимость.

В зеркале на меня смотрела девушка с безупречной кожей, ясными глазами и идеально уложенными локонами. Красавица. «Красота твоё оружие», — вспомнила я слова матери и сжала зубы. Оружие… а не защита.

Мать вошла, тихо, почти неслышно. У неё покрасневшие глаза, но улыбка натянутая, хрупкая, будто вот-вот треснет. Она подошла, поправила ленту на моём плече, её пальцы дрожали.

— Помни, доченька, — шепнула она. — Ни слова о слабости. Ни одного неверного взгляда. Ты сможешь… ты должна смочь.

Я кивнула, не доверяя себе ответить. Внутри всё кипело. Она обняла меня — но как-то осторожно, будто я была не её ребёнком, а хрупким сосудом, который передают из рук в руки.