Книга Безумные Альфы, страница 61 – Ленор Роузвуд

Призрак отводит взгляд. По тому, как напрягается линия кожи возле маски, я понимаю — в нём поднимается неуверенность. Он коротко качает головой. Его плечи чуть опускаются, словно этот жест даётся ему тяжело.

Я выдыхаю — мягко, осторожно.

— А… с кем-нибудь? — спрашиваю тише прежнего.

Ещё один крошечный, почти болезненный жест отрицания. Его рука под моей кажется застывшей, как если бы он не знал, что ему разрешеночувствовать. Его одиночество — ощутимое, тяжёлое — обрушивается на меня, и сердце сжимается.

Он не знает, как это — чтобы к нему прикасались не из страха и не по приказу. Не знает, как это — быть желанным, важным, нужным. И я вижу это по тому, как он дышит — тихо, прерывисто, будто боится вдохнуть слишком глубоко и спугнуть собственные надежды.

Мне хочется сказать ему, что он не один. Что его тянущееся к теплу движение — не ошибка. Что в нём нет ничего постыдного. Что-то настолько человеческое прорывается в нём наружу, что я едва удерживаюсь от того, чтобы не обнять его прямо сейчас.

Я наклоняюсь ближе, настолько, что чувствую его дыхание — неровное, едва слышное.

— Ты… хочешь? — спрашиваютихо, будто слово может разрушить хрупкое пространство между нами.

Призрак замирает.

Настоящая, абсолютная неподвижность — такая, что кажется, будто перестаёт существовать даже воздух вокруг него. Его пальцы на моей талии подрагивают, но не удерживают и не отталкивают — просто находятся там, как если бы он боялся сделать что-то неверное.

На миг мне кажется, что я ошиблась. Что я зашла слишком далеко. Что обрушила на него слишком много чувств сразу.

Я уже начинаю отстраняться, когда он поднимает взгляд.

И то, что я вижу в его глазах, — обжигает. Там я вижу тоску по близости, которую он никогда не знал; страх причинить вред; отчаянная потребность быть принятым; надежда, настолько хрупкая, что от неё болит сердце.

Он кивает — медленно, будто этот жест ломает внутри него целые стены.

У меня перехватывает дыхание, я мягко улыбаюсь. Поднимаю руку и касаюсь края его маски — осторожно, заранее показывая, что он может остановить меня в любой момент. Он вздрагивает, будто от легкого удара током. Но затем — так же медленно, как дышит — наклоняет голову в мою ладонь.

Его глаза закрываются на долю секунды, и это доверие, эта готовность позволить себе почувствовать — куда более сокровенно, чем любое прикосновение.

Когда он снова открывает глаза, в них появляется что-то новое. Тепло, от которого у меня по коже бегут мурашки.

Моё сердце бешено колотится, когда я тянусь к нему, словно мотылёк к пламени. Но он внезапно отстраняется. Его огромная ладонь хватает меня за талию — не грубо, но с такой срочностью, что я замираю.

Сквозь меня пронзают растерянность и тонкая, острая нотка боли. Я что, неправильно его поняла? Но когда я всматриваюсь в глаза Призрака, я не вижу там отказа.

Только… страх?

Его вторая рука двигается, складывая знакомые буквы:

Н-Е М-О-Г-У.

— Почему? — выдыхаю я, едва слышно.

Пальцы Призрака складывают два новых слова, от которых у меня перехватывает дыхание:

П-О-Р-А-Н-Ю Т-Е-Б-Я.

— Ты не причинишь мне боль, — шепчу. — Мы можем двигаться медленно. Я тебе доверяю.

Слова сами срываются с моих губ, и только после того, как они прозвучали, я осознаю, что они правдивы. Где-то на этом пути, без моего ведома и разрешения, я начала доверять Призраку.