Книга Она и зверь. Том 2, страница 27 – Maginot

Териод обладал всем, что делало мужчину завидным женихом: титул, несметные богатства, безграничная власть. Однако Астина оставалась к нему безразличной, словно к пустому месту.

Он не ждал от их брака любви – расчет исключал романтику, да и сам Териод не питал к Астине нежных чувств, но он рассчитывал хотя бы на взаимную учтивость, на признание их неизбежной связи. Но вместо этого Астина игнорировала его с тем же постоянством, с каким солнце всходило по утрам.

Слова Оливера про заботу эрцгерцогини о звере жгли особенно больно – в них звучал упрек, унизительный и беспощадный.

Териод сделал новый шаг к выходу, но обида оказалась сильнее разума. Он резко обернулся, заставив Астину невольно отступить.

– Та собака – это тоже я, – сказал он. Укоризна в его голосе была острее лезвия.

Вдруг сдерживаемое раздражение прорвалось неконтролируемым потоком:

– Я тот же самый человек, Астина! Почему ты смотришь на мои ипостаси по-разному? Говорят, ты заботилась о том волке, волновалась за него. Неужели я, твой муж, хуже бессловесного зверя?

Астина растерянно моргнула. Она совершенно не понимала, как их разговор скатился к подобным обвинениям.

– Вашевысочество?.. – тихо позвала она, словно пытаясь вернуть его в реальность.

Словно облитый ледяной водой, Териод замер, прикусив губу. Он вдруг осознал, насколько далеко зашел. Сердце его бешено колотилось, мысли путались, он вмиг почувствовал себя таким же потерянным, как и Астина, которая явно перестала понимать происходящее.

Не произнеся больше ни слова, Териод развернулся и зашагал прочь. Астина и на этот раз не окликнула его, не попыталась остановить.

Лишь когда розовый сад остался позади, Териод, задыхаясь, остановился. Сердце готово было выскочить из груди. Растерянный взгляд эрцгерцогини вонзился в память, уничтожая последние крохи душевного равновесия. Он чувствовал, как теряет ее, как она ускользает, становится недосягаемой. И винить, кроме себя, ему было некого – это он был несдержан, это он оказался не в силах сберечь то, что имел.

В приступе ярости Териод взъерошил волосы и рывком сорвал тугой галстук, сдавивший горло.

– Черт! Черт! Черт! – вырвалось у него, и он швырнул проклятый кусок ткани на землю.

Но облегчение не пришло. Злость продолжала сжигать его изнутри, потому что Астина – истинная причина его мучений – даже не подозревала о буре, бушующей в его душе.

Размолвка между Териодом и Астиной затянулась. Они просто перестали разговаривать и будто избегали друг друга: их графики чудесным образом не пересекались, шансов случайно столкнуться не было. Астина не горела желанием разбираться в его странных претензиях, а Териод все глубже погружался в обиду, видя, как жена игнорирует его. Мысль о том, что, будучи зверем, он мог нежно прижиматься к ней в поисках тепла, лишь сильнее вгоняла его в тоску. Чем больше мрачнел эрцгерцог, тем более тихой и отстраненной становилась Астина, предпочитая не вмешиваться в его переживания.

Время шло. На улице становилось все холоднее. Оливер уже семь раз успел пересчитать бутылки в погребе. А Хиссен, смирившись со своей участью наставника дерзкого юноши, уже не реагировал на его выходки.

В этой холодной тишине Астина неожиданно сблизилась с Артуром. Их дружба настолько окрепла, что однажды он с присущей ему прямотой спросил: