Книга Это не я, господин профессор!, страница 14 – Элла Яковец

Но когда он открывал рот, его очарование как-то меркло.

Он, конечно, считал себя великим героем-любовником. И до недавнего времени у меня как-то не было материала для сравнения. Так что я была искренне убеждена, что это со мной что-то не так. Потому что остальные девчонки считали, что мне несказанно повезло, что красавчик Милош обратил на меня, тихоню, свое драгоценное внимание.

— Хорошо, один обед, — сказала я, выставив ладони вперед, чтобы не дать ему к себе приблизиться.

— Ужин! — нагло сказал Милош. — Поздний ужин в Сити. Я знаю одно местечко…

— Ладно, пусть будет поздний ужин, — я сделала шаг назад.

— Завтра! — напирал Милош.

Я закатила глаза.

— Чего ты добиваешься? — скривилась я. — Мне это свидание в пень не уперлось, ясно?

— Ладно, ладно, я понял, принцесса! — засмеялся Милош и наконец-то перестал тянуть ко мне руки. — В пятницу. Встретимся у беседки в Сити. В семь. Договорились?

Я кивнула.

Милош улыбнулся во все сто белоснежных зубов, положил передо мной тощенькую книжку про Хоакина Арьяду. И покинул, наконец, библиотеку.

Дву девицы с факультета Инферно за одним из библиотечных столов тут же зашептались, провожая его взглядом. А одна посмотрела на меня и покрутила пальцем у виска.

Я плюхнулась обратно на свой стул и перевела дух.

Снова посмотрела в книжку, где козлобородый Кэмпбелл склонился над женщиной-тумбочкой.

Блин, весь настрой из-за этого дурацкого Йенсена пропал!

Но я все-таки сделала над собой усилие и вернулась к чтению.

Итак, многие связывают появление Чар Инанны как раз с этой экспедицией. Но сам Кэмпбелл это отрицает и говорит, что все наоборот. Что сначала он придумал зелье, а уже потом решил, что емутеперь просто необходимо самому взглянуть на действующий алтарь хтонической богини-матери. И утверждает, что ничего особенного он там не нашел. Ну, кроме всяких неведомых тварей, как обычных, так и магических. И тучи москитов.

Это все было интересно, конечно, но какое-то не то…

Хотя я даже зачиталась. И заглянула в конец книги, чтобы посмотреть, под каким кодом у нас проходит путевой дневник Третьей Экспедиции Кэмпбелла. Выяснилось, конечно же, что он лежит в четвертой запретной секции, но этого и следовало ожидать…

Тут я захлопнула книжку. И потянулась за Арьядой, в смысле — книжкой про него.

Тоже пролистала начало, вот вообще неинтересно, как прошло его детство, что он докатился до жизни такой… Потому что в молодости он был талантливым или даже гениальным зельеваром. Но стал почему-то дознавателем.

Ага, вот оно!

Чары Инанны стали его третьим крупным делом, то есть, он тогда был еще молодой совсем.

И первый вердикт, который он вынес, что это темное зелье, варить которое следует запретить всегда и всем. Но потом случился пересмотр дела, потому что…

Просто потому что, в этой книжке таких подробностей не было.

В общем, Чары Инанны реабилитировали, но гениальный зелевар Арьяда внес в тинктуру одну правку. Ту самую метку, которая позволяла отличить действие этого зелья от настоящей, всамделишной, истинной любви.

— Можно подумать, истинная любовь помечается знаком «коразон» на тонком теле, — пробормотала я. И те же самые две девицы-«саламандры» тут же на меня оглянулись.

Я посмотрела на часы.

Скоро уже время обеда. Дежурного так и не было. В принципе, можно было еще посидеть и подождать, но во-первых, совсем не факт, что он придет. А во-вторых, мне уже хотелось есть.