Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 62 – Нана Кас, Мари Кир

— Я редко кого сюда привожу, — тихо говорит Киллиан, замирая посреди этого хаоса. Его глаза горят тем самым фанатичным огнём, который я уже видела. — Но ты… ты всегда проявляла к этому интерес. Перед тем как… случился твой недуг.

Молчу, вспоминая слова Виктора, сказанные в кабинете: «Алисия никогда не интересовалась его работой. Считала это скучным».

— Ты проводила здесь часы, — продолжает он, подходя к одному из столов. Он берёт в руки обгоревший по краям, иссиня-чёрный от копоти блокнот в кожаном переплёте. — Вела записи. Спрашивала, пыталась понять. Вот, смотри.

Он протягивает мне дневник. Сердце уходит в пятки, когда я беру его дрожащимипальцами. Страницы обуглены, многие слова невозможно разобрать, но на тех листах, что уцелели, я узнаю почерк. Аккуратный, изящный, с лёгким наклоном, как в письмах Елены в её комнате. Это её дневник?

— Почему он… в таком состоянии? — с трудом выдавливаю я, ощущая пробегающие по спине мурашки. Киллиан хмурится, его взгляд становится жёстким.

— Ты хотела от него избавиться. Бросила в камин, но я успел его спасти. Взял на хранение. Я знал, он ещё понадобится.

Он описывает поступок, на который была способна лишь Алисия — женщина, напуганная его неутолимой жаждой исследований механизмов. А сейчас он стирает границы между ними, создавая в своём сознании единый, искажённый образ.

Мой взгляд скользит по столам, и я замечаю среди чертежей портрет в деревянной раме. На нём Елена. Я осторожно беру его в руки. На обороте чужой угловатой рукой выведено: «Душа, потерянная во времени, ищет пристанища».

Киллиан подходит ближе, его плечо касается моего. Он смотрит на портрет, и его лицо озаряется странной улыбкой. Взгляд устремляется в какую-то далёкую, видимую лишь ему реальность.

— Не волнуйся, — произносит он ласково. — Она вернётся. Твоя память. Шестерёнки встают на свои места. Все повреждения будут исправлены. Ты скоро всё вспомнишь. Я обещаю.

В его словах нет ни капли сомнения. Только слепая, фанатичная вера. Он смотрит сквозь меня, говоря с той, кого, как он убеждён, вернул из небытия. Он не просто одержим. Он живёт в собственной реальности, где жива Елена, а Алисия — всего лишь сосуд, в котором пробудилась его утраченная любовь.

Я стою, застыв, с обгоревшим дневником Елены в одной руке и её портретом — в другой, и понимаю, что держу в руках вещественное доказательство его безумия. И осознаю с леденящей душу ясностью: он не остановится ни перед чем, чтобы заставить призрака ожить окончательно. И если она откажется являться, его ярость обрушится на ту, что посмела занять чужое место.

Сославшись на головную боль, я покидаю Киллиана в спешке. Он порывается проводить, но я прошу его дать мне время побыть одной и подумать, вызвав этим явное недовольство. Но он отпускает меня без возражений.

Ощущение лёгкого раздражения осталось во рту, словно пепел. Вырвавшись из душного плена мастерской, я блуждаю по коридорам, пытаясь стряхнуть с себя ощущениелипкого наблюдения. Особняк полон шёпота паркета, скрипа старых балок, тихого движения воздуха в тёмных коридорах. Именно в одном из таких переходов, где ковёр глушит шаги, я почти сталкиваюсь с ним.

Дворецкий Филипп возникает передо мной внезапно, будто вырастая из полумрака. Он не делает ни звука. Стоит, заложив руки за спину, его поза безупречно выправлена, взгляд опущен, но я чувствую, что он отметил моё нервное вздрагивание.