Книга Огонь в его ярости, страница 58 – Руби Диксон

Мгновение я изучаю расческу. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видел нечто подобное. У меня сохранились смутные воспоминания об этом… из прошлого. Из моего дома. Вспышка воспоминаний проносится в моем сознании, а вместе с ней и видение других женщин, слоняющихся вокругванны и ожидающих, когда меня почистят, их хихиканье наполняет воздух. Я помню их красоту, и я помню, как мне было приятно, что они хотели прислуживать мне.

Почему-то это кажется бледным по сравнению с женщиной рядом со мной. Та, у которой больная нога, хрупкое тело и глаза, которые кажутся такими темными и глубокими, что мне хочется раствориться в них. Я хмыкаю в знак согласия, когда она снова указывает на мои волосы, и остаюсь неподвижным, когда она начинает нежно расчесывать мои волосы.

Она может делать со мной все, что ей заблагорассудится, пока это укрепляет ее доверие ко мне.

Эми

Я скажу Сэму одно — он очень терпелив, когда хочет.

На то, чтобы расчесать его густые, спутанные волосы, уходят часы. Долгие часы я осторожно распутываю узлы, вздрагивая каждый раз, когда тяну слишком сильно, и ожидая, что он потеряет контроль и разозлится. Но он остается тихим и совершенно неподвижным, и даже когда я распутываю особенно сложный клубок, он ничего не говорит и не показывает, больно ли ему.

Однако к тому времени, когда я заканчиваю, его почти сухие волосы превращаются в самый великолепный водопад жидкого золота, который я когда-либо видела. Он мерцает в слабом свете заката и выглядит как расплавленная река на фоне его золотисто-бронзовой чешуи. Я завидую такой красоте парня и не могу удержаться, чтобы не погладить его.

— Ты прекрасен.

Он издает один из звуков, которые, как я теперь знаю, означают удовольствие, и придвигается ближе ко мне. Я сижу на краю кровати, а он у моих ног, и я немного удивляюсь, когда он обхватывает руками мои икры и кладет голову мне на колени. Это напоминает мне, насколько он крупнее меня и какой он теплый. Каким добрым он может быть ко мне. Я игнорирую тот факт, что он вернулся ко мне весь в чужой крови, и откидываю волосы с его рогов и лица. Я думаю, он пристрастился к прикосновениям.

Меня это устраивает, так как я тоже пристрастилась прикасаться к нему.

Мы остаемся в таком положении долгое время, пока моя нога не начинает болеть и сводить судорогой от неподвижности, а в животе не урчит, потому что я сегодня еще не ела. Мне показалось более важным успокоить его и привести в чувство, чем поесть, хотя сейчас я сожалею об этом. Я продолжаю гладить его по волосам, потому что он спокоен, не рычит и у него не черныеот гнева глаза.

— И теперь у нас есть новое окно и ветерок, — бормочу я, пытаясь извлечь максимум пользы из происходящего. — Так что, думаю, в каком-то смысле это неплохо.

Он поднимает голову, и его глаза отливают черным, но в основном золотистые. Это хорошо. Он протягивает руку к моей уже высохшей футболке и касается моего живота. Я знаю, что он спрашивает, голодна ли я, но я внезапно вспоминаю, что его голова раньше была у меня между бедер. Я думаю о выражении полного блаженства на его лице, когда он потерся всем своим лицом о мою киску. О Боже. Я никогда не забуду этот момент.

— Мы можем посмотреть, есть ли здесь что-нибудь съедобное, — громко говорю я, взволнованная тем, что думаю о таких вещах вместо того, чтобы есть. — Я думаю, там был мини-бар, который мы не проверили в двух номерах, помнишь?