Книга Измена. Ты нас предал, Дракон!, страница 85 – София Руд

— Ох, ты уже и до нее добралась, — раздается за моей спиной незнакомый мужской голос, и я тут же оборачиваюсь.

Боги, от увиденного по телу ходит такое напряжение, что я готова вздрагивать от каждого шороха.

— Тише, дорогая. Шамаша любит производить эффекты. — выдает незнакомец в белоснежной мантии.

Странно, он выглядит молодо, а голос как у старика, и взгляд такой же, будто видел в этой жизни все. А еще, будто бы и меня видит насквозь.

Кто эти оба такие?

— Мэри, это Серафим. Про него я тебе говорил, — обращается ко мне Кирк, которого я даже не заметила из-за всей этой напряженной ситуации.

— Здравствуй, — улыбается мне тот, кого назвали Серафимом. — Ну что, ты готова исчезнуть для всех?

— Для всех? — переспрашиваюя хотя и четко услышала вопрос. Просто сейчас в голове такая каша.

Нет. Не каша, а страх, который я пытаюсь замаскировать под неопределенностью. Потому что, посмотреть в глаза своим желанием мне не хватает смелости.

— Да, Мэлони Дидрих. Для всех и каждого, включая мужа. Навсегда. Ты готова исчезнуть? — холодом разливается его голос, и я застываю до кончиков пальцев.

Готова ли?

Я не знаю ответ. И чем глубже ухожу в свои мысли, тем страшнее становится.

Я хотела свободы, хотела сбежать от боли и ее первоисточника. Отчаянно надеялась, что расстояние поможет мне все забыть и исцелиться, тогда почему же сейчас я медлю.

А Серафим выжидающе смотрит на меня. Кажется, вот-вот он напомнит, что тянуть время больше некуда.

— Готова, — шепчу едва слышно, думая о том, что в повозке меня ждет сын, и все решения я сейчас должна принимать исходя из того, чтобы обеспечить ему безопасность. — Только позвольте кое-что спросить у вас.

— Что же? — хмурится Серафим, а я боюсь, как бы мои действия не сочли наглостью и не выставили вон, но иначе я не смогу уйти спокойно.

— Ваши силы и силы этой госпожи удивляют, — шепчу ему. — Потому я осмелюсь думать, что вам известно, что произошло с моим мужем.

— Хотите знать, жив он или мертв? — уточняет Серафим, и от него вопроса в лоб внутри все вздрагивает.

Да, меня мучают эти мысли, но, чтобы так спокойно сказать “или мертв” — это жестоко. Дрожь пробирает до костей.

— Вы все еще любите вашего мужа? — прищуриваются светлые, почти прозрачные глаза, а я испытываю в разы больше смятения.

Ловлю себя на том, что мне жизненно важно объявить, что нет, не люблю, будто это станет моим щитом от боли. Но я прекрасно знаю, что это ложь.

Я зла, я обижена настолько, что могу даже ненавидеть, в моей душе настоящая бездна из самых страшных чувств и желаний, но любовь не умерла. Она ранена, она изнемогает, она уязвлена, ей не дают дышать, ее хотят растоптать. И потому мне и больно.

Разве я испытывала бы ту боль, если бы Рид не был мне настолько дорог, будто он часть меня, а я часть его?

Но это ничего не меняет. Жизнь — коварная штука. Мы любим самоотверженно и безгранично, но это не значит, что отныне и до конца своих дней мы будем счастливы. — Любовь порой опасней ненависти. Она бывает ядовита, — шепчу я Серафиму.

— При всем своем желании, я не могу залечить вашу душу. «Но могу избавить от боли», —говорит он с печальной улыбкой в уголках тонких губ. — Шамаша.

Он кидает в темноглазуюдевушку короткий взгляд, и та, быстро кивнув, исчезает за шторками, но мигом возвращается с пузырьком.