Книга По ту сторону тьмы, страница 145 – Р. С. Болдт

Его внимательные глаза загораются от удовольствия.

— Вкусно, верно?

— Очень! — аккуратно накалываю на вилку еще один кусочек, смакуя его. — Где ты его купил?

— Из пекарни Антонио. — В уголках его глаз появляются морщинки, когда он сосредотачивается на маленьком пирожном, лежащем перед нами. — Он переехал в Штаты из Кубы примерно в то же время, что и мои мама и бабушка. Долгое время он готовил торты у себя дома, пока не перестал справляться с количеством заказов.

Глаза Бронсона поднимаются и встречаются с моими, мужские черты лица наполнены гордостью.

— Первое, что мы сделали, это собрали денег, чтобы купить ему собственную пекарню с несколькими печами. — Он вздергивает подбородок, указывая на торт. — Их было достаточно, чтобы печь столько, сколько его душе было угодно.

— Как вы собрали денег?

В ту минуту, когда я озвучиваю свой вопрос, мне хочется протянуть руку, схватить эти слова и загнать их обратно, потому что выражение его лица мрачнеет, эти прекрасные глаза устремлены на меня, словно готовясь оценить реакцию на последующий ответ.

— Они были собраны не на дворовой распродаже, рыжая, если ты об этом спрашиваешь. — В его голосе звучат суровые нотки, не сочетающиеся с мягким тембром голосом. — Я не в таком мире живу.

Молчу. Я просто откладываю вилку, забываю о пирожном и выжидаю.

— Тогда мне было всего девятнадцать, но я знал, что нужно делать. Гипермаркеты пытались захватить все кругом, а мои люди страдали. — Его ноздри раздуваются, словно он испытывает тот же гнев, что и тогда. — Япоступил так, как должен был, чтобы все исправить.

Темные не отрываются от моих, держа в плену.

— Иногда приходится делать страшное, марать руки и пробивать себе путь к вершине. Не все способны на такое.

Хриплый голос понижается.

— Но я — да. Я творил и продолжаю творить страшное, но это потому, что в итоге я достигаю результатов, которыми горжусь. — Непреклонная гордость сквозит в его тоне, служа еще одним доказательством того, что этот мужчина — редкий представитель воина. — Я могу посмотреть на своих людей и увидеть, как они процветают.

Он пристально глядит на меня, его челюсть напряжена, словно он ждет осуждения.

Я верю ему на слово, надеясь, что он из тех воинов, которые смогут понять мои сражения. Прежде чем я успеваю усомниться в своих силах, резко поднимаюсь со стула, отчего шатается на ножках. Когда я приближаюсь к нему, он смотрит на меня со смесью настороженности и любопытства.

Положив ладони ему на плечи, устраиваюсь у него на коленях, расставив ноги. Его взгляд становится страстным, а руки ложатся на мою талию, будто бы это естественно.

Едва заметный намек на веселье мерцает в его глазах.

— Разговоры о надирании задниц тебя заводят, рыжая? — хрипловатый голос почти добивает меня, окутывая своей нежностью.

Провожу пальцами по его шелковистым черным волосам, а затем крепко сжимаю пряди. Когда я наклоняюсь к нему, наши носы почти соприкасаются, а в его глазах сверкает вожделение.

С нотками озорства произношу:

— Что, если заводят, бандюган?

Но я не хочу и не могуждать его ответа. Возникшее нетерпение заставляет меня прижаться к его губам, и в течение долгого времени он позволяет мне поцеловать его и взять инициативу на себя. Хотя, как только я слегка прикусываю его нижнюю губу, он срывается.