Онлайн книга «Предназначение»
|
– Ксюшенька наша непраздна, государь. Глядишь, к зиме Феденька и отцом станет! Борис улыбнулся невольно, на Устинью покосился. – Рад я за него, очень рад. Сам Боря молчал покамест о счастье своем. И Устя попросила, и не уважал он тех, кто просто так языком о самом важном болтает. Твое это! Твое и супруги твоей, и нечего тут языком мотать вдоль и поперек, не случилось бы дурного глаза, а то и чего похуже. Глазами-то много вреда не наделаешь, так тут способы и попроще есть: где подлить чего, где толкнуть кого… В палатах государевых и не такое случалось, он про то ведал. – Боренька, прошу, разреши остаться, и Ксюшеньке во время беременности помочь, и ребеночка на руки принять! Первый внучок мой… потом поеду я в монастырь! Это Борису уже куда как меньше понравилось, но спорить не стал он, рукой махнул: – Дозволяю. И принять, и покрестить. Как раз и в монастырь поедешь, Любава Никодимовна. Не забыл. И прощать ничего не собирался он, просто отложил ненадолго. Любава зубами скрипнула, а мед лить не перестала, как водится – пополам с ядом. – Боренька, миленький, вы-то еще ребеночка не ждете? Может, Устеньке к сестре сходить, побеседовать с ней? – Когда разрешит Федор Иванович, с удовольствием я с сестрой пообщаюсь, – Устинья молчать не стала. – Вот и ладно. Повитуху прислать тебе? – Может, Адаму сестрицу осмотреть? – Устинья вновь голос подала. – Доверяю я ему, человек он хороший, да и лекарь от Бога. Любаву аж перекосило: – Да чтобы чужой мужчина до моей невестки дотрагивался?! Безлепие творишь, Устинья! – Государыня Устинья Алексеевна, – Борис такие мелочи спускать и не собирался. Ерунда, казалось бы? Ошибаетесь, сначала кажется, а потом и мало не покажется. Раз спустят, два спустят, на третий заплакать захочется. – Все одно – не дозволю! – Любава руки на груди скрестила. Тут Борис настаивать не стал, тут его власти нет, чужая жена Аксинья, пусть что хотят, то и творят с ней. – Хорошо, Любава Никодимовна, будь по-твоему. Но ежели по вашей неразумности скинет Аксинья ребеночка – строго спрошу. – Борисскипетр погладил да и отпустил мачеху кивком. Та ушла, довольная, всего она сегодня добилась, чего хотела. А что укусить не получилось, ну и такое бывает. Случается… Устинья на мужа посмотрела, из-за трона вышла, на колени рядом с ним опустилась: – Боренька, когда дозволишь, я б и правда к Аксинье сходила. – Прикажешь, да и приведут ее к тебе. – С Федором, с няньками-мамками, с прислугой верной Любаве… Сразу ведь не выгонишь всех, да половину и не за что. И не разберешься так-то, в один миг. Мне бы с ней один на один поговорить, подумаю я, как это устроить, когда не против ты будешь? И с этим Борис согласен был. – Делай, Устёна, как пожелаешь, твоя сестра, тебе и решать. – Кажется мне, Боренька, что плохо Аксинье. И у меня душа за нее болит. – Она сама того хотела, сама Федьке радовалась. – Глупенькая она. Маленькая еще… – Ты ненамного старше, Устёна. – А иногда кажется – на целую жизнь. Боря жену обнял, к себе притянул, руку на животик положил. Покамест плоский, ничего не ощущается, но точно знал он – их уже трое. И так тепло на сердце становилось! Так радостно! Его жена. Его ребенок. Есть ли большее для человека счастье? Для него – нету. Лучше он сам костьми ляжет, а их в обиду никому не даст! Никогда! |