Онлайн книга «Предназначение»
|
Хоть и есть еще у Добряны лет тридцать-сорок, а то и поболее, ну так что же? – То-то и оно. Напиши Беркутовым, еще кому из родни своей напиши, ежели есть у них девчонки на погляд, пусть приезжают, привозят их сюда. Будем смену растить, будем учить да воспитывать, мало нас, сама видишь, беда пришла стоглавая, а рук у нас куда как меньше оказалось. Добряна кивнула решительно, слезы вытерла, с пенька поднялась. – Сделаю, Агафья. И… прости меня, когда глупости говорила. Не со зла я, не понимала многого, не видела, не задумывалась. А тебе-то куда как труднее пришлось. Улыбнулась в ответ Агафья Пантелеевна. И то верно, среди людей завсегда сложнее, нежели среди берез. Березы-то спокойные, где посадишь, там и расти будут, а с людьми… ох, не получится так с людьми! Куда им до березок-то! – И ты меня прости, когда я тебя обижала в чем. И река надобна, и озеро, а что договориться нам трудно, так ведь характеры. Две старухи склочные… ты-то не знаю, а я точно. Рассмеялись женщины. И то верно, одна на месте не сидела, сил не копила, крутилась среди людей помаленьку, вот и видела много, и знала. Вторая же о роще заботилась, силы умножала, растила да копила, вот и сложно им сразу услышать да понять друг друга. А как беда пришла – объединились, плечом к плечу встали, сила сразу и приумножилась. Потом и Добряна себе учениц возьмет, и Агафья внучку учить будет, так и сложится, так и дороги их продолжатся. Главное, что поняли они друг друга, договорились, а остальное все будет. Знала бы Любава, что наделала, так от ярости взвыла б и повесилась на собственной косе. Не знала. К сожалению. * * * Михайла даже не удивился, когда сорвался Федор с охоты домой. Позвала его царица вдовая, вот и полетел он. Ну так что же, мать есть мать. А вот причину знать хотелось бы. Михайла и узнал ее, Федор в покои к матери сразу же помчался, влетел, Любава ему объятия раскрыла, обняла, поцеловала, провозгласила громко: – Феденька, радость-то какая! Отцом ты станешь скоро! Аксинья в тягости? А Михайла о том и не слышал, а ведь должны были на каждом углу толковать! Странно… хотя могут и скрывать до поры. И так делают, когда баба слабая, не уверены, что ребеночка она доносит. От дурного взгляда, от пакостного слова прячут. А только тогда б и еще старались прятать сколько можно? Странно это как-то… Федор на Михайлу поглядел, рукой махнул: – Вон отсюда все! Михайла поклонился да и вышел. Эх, подслушать бы, о чем речь пойдет! Почему-то казалось ему, что важное там говорят. И для него важное! Но… Устинья про глазки и ходы потайные знала. А Михайла хоть и догадывался, да попасть туда не мог. И Любава знала. И комнату выбрала такую, чтобы не подслушали их точно. Федора к себе поманила: – Соврала я, сынок, уж простименя. – Матушка, да что ты… Не нашелся дядя Платон? – Я б тебе мигом отписала. Нет, не нашелся. – А… – И ритуал пройти не успел, иначе б получилось все у вас. Вот что, Федя, мы к Аксинье сейчас пойдем. Запоминай, что ты говорить должен, а мы с Варварой за себя сами скажем. Понял? Федя запоминал старательно, хмурился. – Матушка, может, просто поколотить ее? Вот и ладно будет? – Нет, Феденька, нельзя покамест. Не хозяева мы тут, не надобно забывать… Федор скривился, да крыть нечем было. – Ладно. Пойдем к дуре этой! Дело делать надобно. |