Онлайн книга «Предназначение»
|
И верно, выйдет одна из царевен росских замуж за друга своего, за маленького Егора Утятьева. Вторая все ж уедет в далекую Франконию, там и прославится одной из самых просвещенных государынь франконских, а третья дар Агафьи унаследует. Какое уж тут замужество! Только роща, только учеба… Туда ее и повезет Устинья, когда младшенькая первую кровь уронит, и встретит их чуточку постаревшая, да все еще крепкая Добряна. И встретит, и царевну Агафью рада видеть будет, и учить ее будет… Не желает ли покамест царевна по роще погулять? Вдруг да приглянется ей чего? Агафья убежала радостно, Добряна Устинье только кружку с соком березовым протянула, только разговор начать хотела, как из рощи девушка к ним вышла. Неровной походкой, ровно и не знала она, куда ей надобно. А только дрогнула рука у Устиньи, сок березовый на землю пролился. – Кто это?! Спросила Устинья, да сама свой голос и не узнала. Ровно карканье хриплое раздалось, разнеслось над поляной. Раз в жизни она это лицо видела, глаза эти, и то в полусумраке, почти в черноте, а памятны они ей больше материнского лица. Больше всего на свете. Навеки в ее памяти лицо Вереи Беркутовой осталось. Добряна головой покачала, вздохнула тяжко: – Праправнучка моя, Верея. – Верея… – Горе у нас, Устя, мало того, что девка бессильной родилась, так она еще и разум терять начала, то в одну точку смотрит, то в припадке бьется, а что с ней такое, и понять не можем, ни семья ее, ни я, вот… попросила сюда привезти. Может, ты и посмотришь? Агафью бы, та в таком деле разбиралась. Или Велигневу я весточку дам… – Не надобно Велигнева. – Свой голос Устя не узнавала. Жгло под сердцем углями горючими! – А коли не смотреть ее, она и года не проживет. Чудом до этих лет-то дожила, как сберегли еще!А и не сберечь… как проклятье на ней какое! – Не проклятье. Правильно все. Устя словно во сне шла, словно по облакам плыла, едва свой голос слышала. Двигалась и знала, что правильно так-то будет. Прошла по поляне, рядом с девушкой опустилась, та и головы не подняла. Что Устя ей, что сон дурной, все едино. Спит она и сны видит тяжелые, черные, муторные… – Погляди на меня, Верея Беркутова. Ахнула Добряна. Потому что вскинула ее внучка голову, повернулась к Устинье, ровно плетью огретая… Не бывало с ней так-то никогда! Ее и плетью-то ударишь – не шелохнется, был случай. А теперь что? Друг против друга на коленях женщина – и девушка, стоят, глаза в глаза, смотрят… – Возьми, Вереюшка, по доброй воле отдаю… Устя руку протянула, руки Вереи коснулась. Та липкой была, вялой, безвольной, но только до прикосновения. Стоило их пальцам сомкнуться, Верея так вцепилась – клещами не разожмешь! Оторвать только с рукой получится. А черный огонь, который под сердцем Устиньи горел все это время, вдруг вспыхнул яростно, вперед рванулся, в пальцы ее перетек – и через них – к Верее. Устю невольно в крике выгнуло… Мамочки, больно-то как! А только и Верея кричала истошно, от боли немыслимой, и глаза ее черным огнем полыхали, силой яростной, сбереженной да возвращенной. Для них-то вечность прошла, а на деле, может, пара секунд, упали и Устинья, и Верея на траву зеленую. Устя кое-как выдохнула, к себе прислушалась… – Ох! Под сердцем, там, где черный огонь она чуяла, яростный, безудержный, теперь тепло и хорошо было. Как пушистый клубочек свернулся, родной и уютный, светлый да тепленький. Теперь-то Устя точно знала: ее это сила. Только ее, оставшаяся, родная, может, и не свернет она гору, и человека не убьет, да ей уж и не надобно. Хватит на ее век. |