Онлайн книга «Предназначение»
|
Надежда только и могла, что глазами хлопать. – А как… что… Покачал гонец головой. Так и знал он, что с бабой этой деревенской боли головной не оберешься, а только когда сказал государь… надобно так! Два дня она вещи собирала, на телегу грузила. Еще дней двадцать они до столицы ехали, в возке, ровно бояре… А уж там, когда привезли ее в дом хороший, каменный, на подклете высоком, когда вокруг холопы закружились, когда жалованную грамоту ей принесли от государя… Только там и поверила во все Надежда. И рыдала долго, вспоминая сына своего непутевого. Рыдала, понимая, что, останься он рядом с ней… да разве ж можно было его удержать? А сейчас… умер ее Мишенька героем, добрую память по себе оставил. Мало ли это? Много ли? Потом ее дом государыня Устинья Алексеевна посетит, поговорит ласково. Подтвердит, что правда все, истинная. Да и как не подтвердить? Зеленые глаза и Михайле, и детям всем от матери его достались. Такие же, бедовые… только теперь они уж у Устиньи ярости не вызывают. Михайла перед ней свою вину искупил. И поступком своим, и жизнью, оплачен счет и закрыт. Кто старое помянет, тому и глаз вон. Потом уж она Надежду Ижорскую на могилку к Михайле сводит. Там и поплачут они обе вдоволь, одна о сыне, а вторая – прошлое свое отпуская. И станет им обеим легче. Это будет потом. А еще постучится однажды вечером в двери дома Ижорских человечек неприметный, который Надежде и передаст сумку большую. Так и так, деньги у сына вашего были, приказал он все семье его отдать. И мне зату работу хорошо уплачено, благодарствуйте, да и прощайте. Хорошо, что ехать не пришлось невесть куда да вас разыскивать. Не надеялся Михайла уцелеть в ту ночь. Знал, что ежели жив останется, то чудом будет великим. А денег-то он собрал достаточно, надеялся с Устиньей убежать… Что ж. Когда нет – то и на все плевать! А только кто голодал да холодал, тот и цену деньгам хорошо знает. Не бросать же, и в монастырь их Михайла отдавать не захотел. Навидался он попов в странствиях своих. Оттого и на хитрость пошел. Заплатил он одному человечку, который делами тайными занимался. Заплатил, с просьбой, когда помрет Михайла, к его семье съездить, деньги им передать. Так оно и вышло. И Михайлу не пощадила жизнь, и человечек… не смог он сразу поехать. Пока розыск учинял, пока разбирался, куда ехать, тут уж Ижорские и сами на Ладогу приехали. Проверил он все еще раз да и принес матери Михайлы деньги. И письмецо с ними короткое. Прочитала его Надежда, слезами улилась. «Матушка моя любимая! Прости меня, дурака, да помолись за меня. Сестренок поцелуй, братишек. Бате о деньгах не говори, пропьет еще, а ма́лым приданое надобно. Да и тебе хорошо бы чего на старость иметь. Ввязался я в дело страшное и свернуть уж не смогу. Чует сердце смертушку. Прости, что знать о себе не давал, дураком я был. Коли уцелею, приеду к вам, заберу вас на Ладогу. А когда не получится – все одно, люблю я вас. Только сейчас это понял. Сын твой непутевый, Михайла». Хотел Михайла и Устинье грамотку написать тогда, не осмелился. Более того, не надо ему было. И он любил, и она о том знала… чего еще-то? О чем пергамент марать? Матушка – то дело другое… Только на грани смерти осознал Михайла, что другим тоже больно бывает. Что-то понял, переосмыслил и успел в последнюю минуту. Везде успел. |