Онлайн книга «Возвращение»
|
– И ты проходи, боярышня. Сейчас моя Машенька спустится, найдется вам о чем поговорить. – Надеюсь на то, боярыня. Сестрами нам быть с ней, когда сговор состоится. Боярыня кивнула. А и то неплохо. Сейчас Устинья так говорит, надобно, чтобы потом слова свои не позабыла. Да, ходили по столице сплетни, не удержишь. И что приглашали Заболоцкого к государю,и что царевич с Устиньей Алексеевной вроде как виделся. К отцу ее зачем-то приезжал… Точно никто не знал, ну так сами сплетники чего захотят, додумают. Устя потихоньку оглядывалась. В той, прошлой жизни никто ее сюда не приглашал. Да и к чему? Сидит девица, шелками шьет, вот и пусть сидит себе. И хватит с нее. А сейчас шла, думала, что глупа боярыня Татьяна. Понятно, мода всегда есть, на франконское, на лембергское, на джерманское… Только моду сочетать надобно. Глупо ж! Стена лебедями расписана, а на ней картина из Франконии. Баба на кушетке лежит, кавалер ей руку целует. Оба так изогнулись, словно и костей у них нет. Живому человеку так и не сподобиться-то! Печь росская, изразцовая, а рядом с ней столик туалетный, перламутром отделанный. И уместен он тут, как седло на коровушке. На столе набор столовый, джерманский, дорогущий, да боярыня половину не знает куда приткнуть. Вот эти щипчики для торта, а она их в орехи колотые положила. Устинья ей про то не скажет, пусть ее. А только вещи мало покупать. Надобно вкус иметь и понимание. А вот и Мария Апухтина. Устя ее такой и помнила. Не в мать боярышня пошла, в отца. Статная, ширококостная, с пшеничной косой, с громадными карими глазами… у матери ее глаза тоже карие, но маленькие и острые, словно две иголки. А Мария смотрит на мир… Мария смотрит на мир глазами раненого животного. Нипочем бы Устя это раньше не заметила, не поняла. А вот поди ж ты! И дорогой летник, шитый речным жемчугом, и убор девичий – ничего не спасало. Не скрывало этой тоски. Заныло в груди. Шевельнулся под сердцем горячий черный огонек. Устя и сама не поняла, что с ней случилось. Подошла к Марии, за руку ее взяла. – Здравствуй, Машенька. Надеюсь, подружимся мы. – Здравствуй, боярышня. – Называй меня Устей, Машенька. А как породнимся, можешь сестрой звать. – Хорошо, Устя. – Вот и ладно. – Боярыня Татьяна захлопотала над столом, ровно курица, ручками замахала. – Давайте, девочки, я вам винца налью, попробуете сладенького… * * * Пять минут, десять, полчаса, час… Боярыни сплетничали. Устя молчала и слушала. Вино она даже не пригубила. Под стол выплеснула. Знает она это франконское, Истерман с Федей делился. И рассказывал, что сладкое-то оно сладкое, да есть в нем подвох. Пьется ровно водичка, а потом ноги не ходят. Перебьется Устя без такой радости. И Мария вино не пила. Так, пригубливала для вида. Сначала боярыня Татьяна им за то пеняла, потом, после третьей рюмки, уже и внимания не обращала. Устя до руки Марии дотронулась: – Машенька, не вышиваешь ты? – Бывает. – Может, пройдемся, ноги разомнем, о вышивках поговорим? Мария дурой не была, так что… – Матушка, мы ненадолго. – Куда?! – возмутилась боярыня. Маша к ее уху наклонилась, пару слов шепнула, боярыня рукой махнула: – А, ну идите тогда… Устя и так знала, что боярышня сказала. До ветру им надобно. Как тут не отпустить? Впрочем, туда они не дошли. Устя на боярышню посмотрела строго. Научилась в монастыре, там и не так матушка-игуменья смотрела. Вроде и добрая, а как глянет – кровь в жилах стынет. |