Онлайн книга «Выбор»
|
И учить по этим книгам россов будут россы. Уж Руди-то себе не врал. Не разберутся они в знаниях да науках чужеземных? Еще как сообразят! И прочитают, и поймут, и дополнят – они еще и поумнее некоторых графьев да герцогов. И через два-три поколения вырастут россы, которые на Лемберг и Франконию, Джерман и Ромею будут сверху вниз смотреть. Очень даже легко. А такого допускать нельзя. Россам внушать надобно, что они тут на старине сидят, аж подбрюшье сгнило, а вот там-то, в иноземщине, все светлое и радостное! Чтобы туда они тянулись, чтобы на все родное и домашнее плевали сверху вниз. Тогда и покорить их можно будет. А Борис основы ломает. Убирать его надобно, да побыстрее… Что ж. Ты хочешь, государь? Я поеду. А уж что привезу… * * * Не обладал Сивый никакими силами волховскими, его умение в другом было. Выглядел он так… когда умылся, причесался, совершенно невзрачным стал, неприметным, обыденным. Холоп – и холоп, таких на любом подворье десяток бегает, вот и не обращал нанего никто внимания. А уж лавка деревянная в руках и вовсе его в невидимку превратила. Несет мужик лавку? Знает, куда несет, зачем несет… и пусть его! Никто и не задумался даже. Дарёна на то время малышку Варвару тетешкала. Капризничала маленькая, зубки у нее резаться начинали[14]. Вот и получите все радости. Тут и слюни бахромой, тут и глазки красные, и сопельки, и плачет малышка, и спать не хочет… Устя обещала сварить чего полезного, но пока не сварит – все на ручках, все на нянюшке. Знала Дарёна, что это не Илюшина дочка родная, ну так и что с того? Повзрослел парень, мужчиной стал. Малышку словно родную принял, для такого душа нужна не грошовая, не бросовая. Иные и для родных-то малышей в душонке своей места не найдут, а тут… Илья лично нянюшку попросил, та и растаяла, сердиться не стала. Чужое дитя? Не тот отец, кто сделал, а тот, кто вырастит! Да и в радость ей маленькая Варюшка. Боярышни уж выросли, малышей она еще когда дождется, да и допустят ли ее к тем малышам? А тут счастье маленькое, нечаянное, да уже любимое! На мужика, который лавку зачем-то принес, Дарёна и внимания не обратила. Кивнула, мол, у окна поставь – и снова к Вареньке. Сивый вперед шагнул, засапожник в ладонь удобно лег. Много ли бабе надобно? За волосья ухватить да горло перехватить, чтоб орать не вздумала. Чтобы шума не было. Подержать секунд несколько, да и оттолкнуть, чтобы кровью не заляпаться. Не успел. Дверь скрипнула. Обернулась Дарёна, увидела перед собой татя с ножом занесенным, ахнула – и малышку собой загородила, руку нелепо вперед вытянула. Устя, которая в светелку вошла, на долю мига заледенела, ровно время остановилось. Сивый первым опомнился. Сейчас шагнуть вперед, ударить старуху, толкнуть ее на молодую – и бегом за дверь! С малявкой не получится… ну хоть ноги унесет! Шаг сделать он еще успел и дотянуться до Дарёны тоже. Самым кончиком ножа дотянулся, рукав сползший порезал. И – осел к ее ногам. Устя стояла, как и была, питье навзничь уронила, а руку левую вперед протянула. И рука черным светом светится. И глаза у Устиньи – тоже черные. Тут Дарёна и сознание потеряла. Не от боли, от страха лютого. * * * Невелик труд – траву заварить, сложнее заговорить ее. Ежели первое Устинье без труда давалось, то второе немалой головной да зубной боли стоило, а то и ругательств, давот беда, ругаться при заговоре нельзя. А хочется, ой как хочется! |