Книга Истинная: Вишневый Сад Попаданки, страница 9 – Инесса Голд

Ветер продолжал выть. Казимир стоял на крыльце, обхватив себя лапами, и смотрел на меня как на покойницу.

— Пойдем, хозяйка, — позвал он тихо. — Замерзнешьсовсем.

Я поднялась с колен. Руки были в крови и грязи. Меня трясло так, что зубы клацали.

Чудес не бывает, Алиса. Ты просто посадила косточки в вечную мерзлоту. Ты просто...

Я развернулась и побрела к дому, чувствуя, как силы покидают меня. Казимир открыл дверь, пропуская меня в затхлое, но все же укрытие.

Я не знала, что за моей спиной, там, под слоем снега и земли, политой кровью иномирянки, три маленьких сердца начали биться в унисон с сердцем умирающего мира. И тонкая, нежно-зеленая искра пробежала по корням, уходя глубоко-глубоко, к спящему источнику.

Я вошла в дом и закрыла дверь. Ночь в Черном Утесе только начиналась. И это была самая длинная ночь в моей жизни.

Я сидела на колченогом табурете посреди кухни, обхватив себя руками за плечи, и смотрела, как изо рта вырываются облачка пара. Одно, второе, третье. Они поднимались к закопченному потолку и растворялись в темноте, словно души, покидающие тело.

Холод был везде. Он проникал сквозь подошвы тонких сапог, поднимался по лодыжкам, впивался ледяными иглами в колени. Он касался шеи, заставляя волоски вставать дыбом. Казалось, сам воздух здесь состоял из мелкой стеклянной крошки.

— Холодно... — донеслось из кучи тряпья в углу.

Куча зашевелилась. Из нее показался длинный нос, похожий на сморщенный корнеплод, и два желтых глаза, полных вселенской скорби.

— Холодно, говорю, — повторил Казимир с упреком, словно это я лично выключила отопление во всем мире. — Смерть идет. Сначала пальцы посинеют, потом нос отвалится. У меня уже хвост инеем покрылся.

— У тебя нет хвоста, Казимир, — сказала я, стуча зубами. Звук получился громким, как кастаньеты.

— Был! — возмутился домовой, высовывая когтистую лапу из-под драного одеяла. — В лучшие времена был! Роскошный, пушистый! А теперь отмерз. И уши отмерзнут. И ты отмерзнешь, хозяйка. Станешь красивой ледяной статуей. Рэйвен приедет весной, поставит тебя в саду и будет воронам показывать.

Я резко встала. Табурет скрипнул, эхо метнулось по пустой кухне.

— Никто никого показывать не будет. Хватит ныть.

Я подошла к двери, ведущей в пристройку. Казимир утверждал, что это дровяник. Если там есть хоть щепка, я заставлю её гореть. Я агроном, я умею обращаться с природой, даже если она мертвая.

— Куда ты? — пискнул домовой. — Там крысы! Там темно!

— Там дрова, — отрезала я. — Или ты хочешь замерзнуть гордым и хвостатым?

Дверь в пристройку примерзла. Я налегла на неё плечом. Раз, два. Бесполезно. Петли схватило льдом намертво. Ярость — горячая, злая — плеснула в кровь. Ах так? Ты думаешь, я сдамся перед куском дерева?

Я отошла на шаг и ударила ногой. Вложила в этот удар всё: обиду на мужа, злость на Мариссу, страх перед будущим.

Дверь с треском распахнулась, ударившись о стену. С потолка посыпалась труха и снежная пыль.

Я шагнула внутрь, подняв над головой огниво. Слабый огонек выхватил из мрака груды... мусора.

Это нельзя было назвать дровами. Это было кладбище деревьев. Поленьялежали здесь десятилетиями. Крыша дровяника давно прохудилась, и снег, тая и замерзая годами, превратил дерево в губку.

Я подошла к ближайшей поленнице, протянула руку и взяла полено.