Книга Целительница из Костиндора, страница 80 – Теона Рэй

– Заткнись! – рявкнула я.

Мой громкий крик пронесся по лесу. Эхо ответило множеством голосов: сначала нервным, потом отчаянным и закончило тихим, печальным.

Я дрожащими руками расправила юбку. С места не сдвинусь, пока Кузьма не очнется. А того, что сердце колотится так, что аж к горлу подпрыгивает, предпочту не замечать.

Мы здесь одни. После случая с Ванькой в лес никто не сунется в ближайшие дни, а может, месяцы. Кузьмы хватятся не сразу: он часто ранним утром уходил на пастбище и там пил с пастухом до заката. Никто его искать не будет до самой ночи.

Я встревоженно облизнула пересохшие губы. Кузьму привезла. Сижу. Мы наедине. Делать дальше-то что? Я могла бы задушить его подштанниками, это несложно. Или оттащить к болоту, а уж из трясины ему не выбраться. Может, позвать Хари? Я ведь обещала ей человека для развлечения.

Тряхнула головой со всей силы. Нет, я сама, я должна сделать это сама. Он меня оболгал, меня подставил, не Хари.

Я вскочила на ноги и принялась ходить по поляне. К горлу подступил комок слез от страха. Мне было страшно, сама не знаю почему: то лииз-за того, что собираюсь сотворить, то ли из-за того, что я вообще на это решилась.

Мандраж потихоньку отступал, но чем больше я вспоминала прошлое, тем сильнее кипела в венах кровь..

В голове собирался туман. Путал мысли, прятал хорошие воспоминания, а вот плохие словно силком тащил из глубин памяти.

В одну из зим, когда я была еще ребенком, Кузьма пришел к моей бабушке за отваром от кашля. Я тогда верила людям, тянулась к ним… К тому же я знала, что этот мужик – муж моей тети. Я выбежала ему навстречу из спальни с деревянной дощечкой, на которой угольком нарисовала лошадку. Улыбнулась во весь рот и принялась прыгать вокруг Кузьмы, нетерпеливо ожидая одобрения рисунка. Кузьма пошатывался, от него дурно пахло брагой. Он взглянул на меня косыми глазами и прорычал:

– Пшла вон, демонская шавка.

Почти не помню своей реакции. Мне не были знакомы фразы «пшла вон» и «демонская шавка», я не понимала их смысла, но тон, которым они были произнесены, заставил меня спрятать улыбку.

Я выставила дощечку перед собой и взволнованно спросила:

– Правда, красивая лошадка?

Ответом мне стал подзатыльник. Не больно было совсем: Кузьма не посмел сделать мне больно, иначе бабушка его бы тут же прогнала. Да он бы и обзываться при ней не стал, но бабуля вышла на улицу за снегом…

Я быстро заморгала, развеивая картинки прошлого перед внутренним взором. Тени сгущались под деревьями, а от болота к нам на поляну приполз сизый туман. Он окутал стволы, клочками повис на колючих кустах, укрыл собой ноги Кузьмы.

До утра оставалось совсем немного.

Когда золотистые солнечные лучи пронзили кроны деревьев и залили поляну светом, я набрала несколько тонких прутиков, оборвав молодые деревья, и отыскала сухую ветку с острым концом. Сложила все это рядом с ясенем и уже собиралась пойти к ручью, чтобы напиться, как Кузьма проснулся.

– Какого… хрена? – Хриплый ото сна голос за спиной заставил меня обернуться.

– Доброго утра, – пожелала я вполне искренне.

Мой голос принадлежал словно не мне. Твердый, уверенный и чистый. Я за собой такого спокойствия ранее не замечала, но этой ночью в груди будто что-то надломилось.

Осознание этого мелькнуло и пропало.