Онлайн книга «Плененная»
|
Жив ли он? Я тихонько подхожу к его комнате, с содроганием в душе ожидая того, что найду там. Дверь в нее приоткрыта. Я заглядываю внутрь. Взгляд сразу падает на кровать. Пуста. Комната выстужена из-за открытого окна. Я закрываю его, прежде чем внимательно осмотреться. Брат, несомненно, был здесь недавно. Об этом свидетельствуют опрокинутый бокал с разлитым виски, опорожненная наполовину бутылка. И на столе… пузырек с нектаром цветков ротли, стоящий на стопке страниц. Я беру пузырек и крепко сжимаю его в ладони. Возможно, брат возненавидит меня, узнав, что я рылась в его вещах. Ну и пусть. Мне не впервые сталкиваться с его неприязнью – выдержу. Пусть лучше он ненавидит меня, чем я буду корить себя за его смерть. Опустив пузырек с нектаром ротли в карман, направляюсь к двери, но что-то меня останавливает. Нахмурившись, возвращаю взгляд к столу. Обычно он завален кипами бумаг, исписанных полубезумными малоразборчивыми записями брата. Оскар урывками работает над той или иной историей, полный решимости совершить в литературе великий прорыв. Однако в этот раз стол устелен вырезками. Множеством вырезок из разных журналов: «Обозреватель Уимбурна», «Пенни в иллюстрациях», «Утренняя хроника», «Время поэтов» и другие. В одной из вырезок я узнаю рецензиюФилверела и Луриса, которая стала ударом для брата месяц назад. Но остальные? Я просматриваю их одну за другой и совсем падаю духом. Похоже, рецензия Филверела и Луриса была единственным положительным отзывом на рассказ Оскара. А вырезок так много! Слова и фразы прыгают с дешевой типографской бумаги, впиваясь в глаза: «Бесплодная попытка подражать величайшему таланту». «Неоригинально». «Подача интересна, но убита посредственными идеями». «Слабое исполнение». Но и это не самое худшее. Самое ужасное – имя, всплывающее в каждом из этих отзывов. «Эдгар Дарлингтон». «Эдгар Дарлингтон». «Эдгар Дарлингтон». Вновь и вновь, без конца. Имя брата, противопоставляемое имени отца. Талант ученика, сравниваемый с талантом учителя. Я опускаюсь на постель Оскара. Руки, держащие вырезки, дрожат. Глаза застилают слезы. Я запрокидываю голову и смотрю в потолок, пытаясь сглотнуть вставший поперек горла ком. Не хочу, чтобы брат увидел меня такой, если вдруг сейчас вернется. Ноздри улавливают странный запах, и я хмуро принюхиваюсь. Я знаю, где брат. Вскочив, я подхожу к окну, распахиваю его и выбрасываю на улицу скомканные вырезки. Пусть гниют в сточной канаве, где им и место! Я закрываю окно и защелкиваю задвижку. Затем спешно спускаюсь на первый этаж и пересекаю гостиную с кухней, следуя к узкой двери со сломанной щеколдой и выбитыми панелями в задней части дома. Я медленно толкаю ее. В ноздри бьет знакомая вонь плесени, гнили и холода. Волной накрывают воспоминания. О том, как я сидела на этих ступеньках, на границе между тьмой внизу и светом по другую сторону двери. О том, как сжимала в руках дрожащего брата. О том, как я ждала, надеялась и молилась, чтобы мама спустилась и выпустила нас. Поскорее, поскорее, поскорее… Я целую минуту стою с закрытыми глазами в ожидании, когда меня перестанет мутить. Потом очень тихо зову: – Оскар? Внизу раздается шорох. Слишком громкий для мыши. Закусив губу, открываю дверь шире, впуская в подвал как можно больше света. Шаг за шагом спускаюсь вниз. Под ногами зловеще скрипят ступеньки. |