Книга Безжалостные клятвы, страница 140 – Ребекка Росс

Шаги приближались, и она закрыла глаза.

Она так устала, что у нее больше не было сил уворачиваться от очередного врага. Бегать из одного зала в другой, как дичь от охотника, ища, где бы спрятаться.

Айрис закрыла глаза и сглотнула.

Еще через несколько ударов сердца сквозь закрытые веки просочился свет. Айрис напряженно ждала. Потом луч света упал на нее, и она поняла, что дальше притворяться нельзя. Нельзя прятаться.

Она открыла глаза и прищурилась, глядя на охранника. Оказалось, что это женщина средних лет с длинными волосами – черными, как ночь, с несколькими серебристыми прядями. Ее кожа была бледной, но сияющей, а лицо из тех, которые легко забываются, кроме глаз изумительного зеленого оттенка. Высокая и стройная, она была одета в темно-синюю униформу, но оружия не носила. Ни пистолета, ни дубинки, только металлический фонарик, который вежливо направила в пол.

Дрожа, Айрис ждала, когда женщина рявкнет на нее. Ждала, что та скажет: «Ты кто такая? Ты незаконно вторглась в музей. Сейчас же уходи отсюда. Убирайся».

Но женщина не произнесла ничего подобного.

– Ты ранена, – сказала она. – Давай помогу.

Когда она протянула руку, Айрис приняла ее без колебаний.

Женщина помогла ей подняться.

* * *

– Простите, – проговорила Айрис.

Она сидела в кабинете музея в потертом кожаном кресле, и женщина, не носившая бейджик с именем, стояла перед ней на коленях, готовясь щипчиками вытаскивать стекло из ступни Айрис.

– За что простить?

– Я вторглась после закрытия.

Женщина молчала, рассматривая ее ногу. Руки у нее были холодные и мягкие, но суставы пальцев опухли. Может, она тоже страдала от боли?

– Музей всего лишь дом для экспонатов. Во многих смыслах это убежище. И ты верно поступила, что пришла сюда в трудную минуту.

Айрис кивнула. При виде щипчиков ей стало дурно.

Женщина это поняла.

– Закрой глаза и откинься на спинку кресла. Ты даже не заметишь, как все закончится.

Айрис сделала как она сказала и набрала побольше воздуха. Но молчание только разжигало беспокойство, и она вдруг спросила:

– Давно вы работаете в музее?

– Не очень.

– Вы из Оута?

Осколок стекла звякнул на жестяном подносе, а Айрис даже не почувствовала, как его вытащили.

– Нет, родом я не из Оута, но мой дом теперь здесь. Я давно не покидала город.

– У вас здесь семья? – продолжала расспросы Айрис.

– Нет, я одна. Компанию мне составляет музыка.

– Играете на каких-нибудь инструментах?

Повисла долгая пауза, а потом женщина вытащила очередной осколок. Айрис поморщилась.

– Когда-то играла. Но больше нет.

– Из-за запрета канцлера?

– И да, и нет. Если бы я захотела играть, такой человек, как канцлер, не смог бы мне помешать.

Айрис улыбнулась. Слова женщины напомнили об Этти со скрипкой и смычком в подвале. Которая отказалась подчиняться властям, когда они пришли конфисковать все струнные инструменты.

Еще один осколок стекла. На этот раз было больно, и Айрис зашипела сквозь зубы.

– Я почти закончила, – сказала женщина. – Еще несколько штук.

Теперь Айрис молчала, крепко зажмурившись и запрокинув голову. Но она прислушивалась к звукам музея: кипятившемуся чайнику на маленькой плитке в задней комнате, звону еще одного вытащенного осколка, ровному дыханию женщины и вплетенному во всё это почтительному молчанию.

– Закончила. Теперь давай перевяжу.