Книга Рок небес, страница 63 – Мэри Робинетт Коваль

Долговязый блондин протолкался во главу стаи.

– Дом! – По его сильному акценту я догадалась, что родом он с юга континента. Он поднял камеру и начал щелкать затвором. – Получится снять Вандербильта де Бера на фоне ЮАР?

– Боюсь, когда он закончит, мы уже пролетим мимо, – я взглянула на работающих Флоренс и де Бера. – Хотя в следующий оборот мы снова будем пролетать над этим континентальным массивом.

– Увы и ах.

Репортер резко выпрямился, и его тут же понесло вверх, прочь от иллюминаторов.

Я схватила его за ногу и подтащила к одному из рельсов.

– Осторожней. Старайтесь всегда за что-нибудь держаться, пока не привыкнете к невесомости.

– А сколько на это у вас ушло времени?

Репортер из Бразилии одной рукой держался за поручень, а другой пытался ровно держать камеру.

Я пожала плечами.

– На второй или третий день я уже чувствовала себя довольно комфортно. Но у всех это проходит по-разному, – я махнула рукой в сторону коллег. – Например, Грэм Стьюман, геолог из экипажа «Пинты», до того как заняться геологией, был олимпийским дайвером. Для него быть в космосе – все равно что снова оказаться в воде. Дерек Бенкоски, пилот «Пинты», занимался прыжками с парашютом в рядах военно-воздушных сил, так что этот опыт ему помог с невесомостью.

– А что насчет другого геолога? – Репортер из ЮАР направил камеру на космонавтов и настроил фокус, но затвором пока щелкатьне стал.

– У доктора Фланнери успехи были средние. Хотя, по правде говоря, устойчивость к космической болезни – один из критериев отбора кандидатов в участники марсианской экспедиции.

Все головы тут же повернулись ко мне. В горле одного из позеленевших журналистов что-то заклохтало, и он громко сглотнул.

– Космическая болезнь? Как у космонавтов на той потерпевшей крушение ракете?

Иногда сложно удержаться и не рассмеяться людям в лицо, но, серьезно, разве журналисты не должны быть умнее?

– Если вы про микробы, ничего такого не существует. То, с чем сталкиваются космонавты, – это нарушения в работе вестибулярного аппарата внутреннего уха. Ощущения не самые приятные, но это не опасно. Все равно что морская болезнь.

Почти синхронно большинство репортеров схватились вместо камер за блокноты и скрупулезно что-то записали. Скорее всего, все это выльется в заголовки вроде: «Эльма Йорк заявила, что космическая болезнь похожа на морскую». Ну, могло быть и хуже.

– К слову о рухнувших ракетах. Как вы относитесь к тому, что Леонард Фланнери продолжает подготовку к экспедиции? Учитывая тот факт, что в отношении него проводится расследование в связи с крушением ракеты «Сигнус 14»?

Опять этот репортер из ЮАР.

За долгие годы работы с тревожностью я обрела способность сохранять спокойствие и улыбаться даже в те моменты, когда сердце норовило выпрыгнуть у меня из груди. Хотя в этот раз мое сердце питал гнев.

– Леонард находился внутри ракеты, равно как и я, и не имеет никакого отношения к крушению. Так что я прекрасно отношусь к тому, что он входит в команду. Кроме того, он ведь написал целую книгу о марсианских ландшафтах.

– А что вы скажете о его действиях в открытом космосе?

Я уставилась на него. Кажется, я всегда так делаю, когда меня застают врасплох.

– О чем вы?

– Согласно некоторым источникам, утром того дня, когда ракета «Сигнус 14» возвращалась на Землю, Леонард Фланнери выходил в открытый космос. Разве он не мог как-то повредить корабль в это время?