Книга Вычисляя звезды, страница 115 – Мэри Робинетт Коваль

Он рассмеялся и повернул нас к лестнице.

– Сдаюсь. Извини. Действительно, постараюсь хотя бы на время позабыть о своей чертовой работе.

– Вовсю надеюсь. – Я похлопала его по руке. – Но если тебе все же без телефона никак, то давай немедля вернемся в отель.

Он, вздохнув, покачал головой, и мы проследовали по лестнице вниз, к билетному киоску, а едва оказались ниже уровня мостовой, как ветер нас оставил в покое.

Сегодня было чертовски ветрено, да и вторник к тому же, отчего желающих отправиться на водную экскурсию набралось совсем немного. Так, перед нами за билетами оказалась только одна пара. Мы подошли. Джентльмен продолжил общаться через окошко с кассиром, а его жена повернулась к нам и улыбнулась так, как частенько улыбаются незнакомцам в очереди.

Затем выражение ее лица изменилось.

Не надо. Не надо меня узнавать!

Да, изменить общественное мнение о женщинах и об их способности быть астронавтами я желала страстно, но быть девушкой-афишей, рекламирующей полеты в космос, вовсе не хотела.

Я немедленно принялась неистово любоваться рекой и волнами, набегающими на камни и оставляющими на них, уходя, пену. Будто полагала, что занятие сие избавит меня от необходимости общаться с кем-то, кто явно узнал меня.

Боковым зрением я углядела, что женщина все еще не отрывает свой взгляд от меня.

Послышался вздох. Она явно была намерена заговорить. Мало того, она, привлекая к себе мое внимание, прикоснулась к моей руке. И лишь затем произнесла:

– Извините меня.

– Хм? – Я мельком взглянула на нее и тут же перевела взор свой на лодку, делая вид, что лодка эта представляется мне сейчас самым значимым объектом во всей наблюдаемой вселенной.

– Ненавижу навязываться… Да только вы выглядите знакомо.

Я пожала плечами и потянулась к Натаниэлю, но, как назло, он был вне досягаемости; оказалось, что муж незнакомки закончил свои дела у окошка кассы, и его место занял мой муж.

Я, не желая выглядеть сердитой, изобразила на лице абсолютно нейтральную улыбку. Столь же нейтральным голосом предположила:

– У меня, должно быть, одно из тех лиц, которые многим кажутся знакомыми.

– Вы, случайно, не Элма Векслер?

Векслер. При звуке своей девичьей фамилии я во все глаза уставилась на незнакомку, и тут же невольно призналась:

– Да. Да, я – Элма Векслер. – Я ее по-прежнему не узнавала. Пухленькая, светловолосая, начинающая седеть… – Мне жаль, но…

– Понятное дело. Прошли годы. Я – Линн Вейер. Мы два года жили по соседству. В Уилмингтоне. Помнишь?

– О боже мой, – вскричала я. – Линн Вейер?

– Ну, теперь – Линн Броменшенкель. – Она повернулась к мужчине, стоявшемурядом. Произнесла: – Лютер, это – Элма Векслер…

– Сейчас уже Йорк, – сообщила я.

Она тут же затараторила, как делала это, когда мы были еще детьми:

– Те два года были самым долгим временны́м отрезком, когда я жила на одном месте. Мы постоянно переезжали, а причиной тому была служба моего папы. – Она улыбнулась, а вдоль ее носа, как и в детстве, пошли морщинки. – А ты помнишь «Грязевой пирог»?

– Еще бы не помнила! Ведь у меня из-за того пирога потом была куча неприятностей. А ведь еще была и история со «Стеклянным Домом». Тогда Гершель споткнулся и основательно расшиб себе колено.

Смех Линн совсем не изменился. Он вырвался из нее, как звуковые колебания из сопел взлетающей ракеты.