Книга Кальдорас, страница 71 – Линетт Нони

Джордан молча опустился на колени рядом с Биаром, давая своему другу время и пространство, в которых тот нуждался. Через несколько мгновений Биар глубоко вздохнул и протянул руку, чтобы провести по прозрачной поверхности стекла, и от его прикосновения над стеклом всплыли знакомые слова:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ

УИЛЬЯМ ЮСТАС РОННИГАН

ВСЕГДА ЛЮБЯЩИЙ, ВСЕГДА ЛЮБИМЫЙ

ПАМЯТЬ О НЕМ СОХРАНИТСЯ В ВЕЧНОСТИ

Голограмма повисла в воздухе, прежде чем снова растаять, и как только это произошло, Биар глубоко вдохнул во второй раз, вытащил из кармана нож и уколол себе палец. Когда его кровь капнула на стекло, возникло голографическое изображение, передающее воспоминание о том, что сам Уильям задолго до своей смерти избрал для увековечения на своем надгробии.

Это было отправлено в Кальдорас шесть лет назад… в тот год, когда Джордана впервые пригласили в дом Ронниганов на каникулы. Он познакомился с Биаром и его семьей всего несколько месяцев назад, во время ознакомительного дня для первокурсников академии, и, увидев Джордана, стоящего в одиночестве, без какой-либо семьи, ожидающей его, чтобы попрощаться, они тут же усыновили его. Когда пришел следующий Кальдорас, Уильям, Дороти и Гэмми узнали, что семья Джордана больше не празднует этот праздник, поэтому они не только пригласили его погостить у них, но и настояли на этом.

Кадры, которые показывали Джордану и Биару сейчас, никому другому не показались бы особенными. Это была просто группа людей, сидящих за столом, уставленным едой, смеющихся и наслаждающихся обществом друг друга. Но для Ронниганов — и для Джордана — эти воспоминания были всем.

Уильям был Стражем, защитником людей, и он отдал свою жизнь, чтобы помочь сделать их мир безопаснее. Но Уильям был не просто Стражем, он был отцом, мужем, сыном, другом. И голографическое изображение показывало его именно таким, показывав любовь, которую он испытывал к своей семье превыше всего, вплоть до дня своей смерти — и, благодаря этим кадрам, сохраняющуюся в будущем.

Биар фыркнул, и Джордан потянулся, чтобы обнять его за плечо, и они вдвоем смотрели, как проигрывается беззвучная запись, пока она полностью не исчезла. Только когда записьзакончилась, Джордан обнял Биара и пробормотал:

— Я оставлю тебя на минутку.

Он встал и попятился, намереваясь подождать дальше по тропинке за голографическими деревьями. Но когда направился в ту сторону, ноги сами понесли его вперед, почти без его разрешения. Он знал, куда идет, за последние десять лет он много раз проходил этим маршрутом, но это не уменьшало ощущения тяжести в животе, особенно когда он проходил мимо более знакомых имен… таких, как Скайла Фэй, которую Джордан, непреднамеренно или нет, привел к ее собственной смерти. Возможно, в то время Эйвен и Заявил на него свои Права — как и на Калисту Мэйн, которая выполнила приказ убить одноклассницу Джордана по SAS, — но в душе Джордана всегда будет таиться тень вины, еще один душевный шрам, который останется с ним навсегда.

Несмотря на это, Джордан направлялся не к могиле Скайлы.

Он направлялся к могиле своего брата.

В отличие от Биара, который тихо поприветствовал Уильяма, Джордан ничего не сказал, когда подошел к стеклянной табличке Луки и присел рядом с ней на корточки. Он не протянул руку, чтобы коснуться надгробия, не пришел сюда, желая увидеть голограмму, высящуюся над ним, слова, выбранные их родителями, формальные и банальные «Любимый сын, ушедший слишком рано». Вместо этого Джордан наклонился и сдул снег с круглой таблички, открывая слова, которые он выгравировал на стекле много лет назад,… слова, которые он вытатуировал на своем теле лаэторианскими чернилами, потому что они так много значили для него. Для них обоих.